Тим Тейт относится к решению Футбольной ассоциации с некоторой симпатией. Он считает, что в учетных книгах «Дик, Керр энд Ледиз» были нарушения: количество зрителей и прибыль с продажи билетов за вычетом расходов не соответствуют друг другу. Возможно, прибыль частично шла в карман Альфреду Фрэнкленду. А может быть, он вкладывался в развитие команды. Неудивительно, что игроки не сопротивлялись. Они оказались на заводах временно, замещая мужчин, и успех женской игры отчасти был связан с тем, что в военное время мужская лига приостановила свою работу. Во всяком случае, большинство женщин намеревались покинуть команду, когда выйдут замуж. К 1921 году несколько коллег Лили Парр по команде уже ушли. Только в 1971 году женщинам снова разрешили играть на мужских площадках, а в 1993 году Футбольная ассоциация начала курировать женский футбол.
Но Лили Парр нашла утешение. Через несколько дней после выхода на работу в больнице Уиттингема она встретила женщину по имени Мэри и влюбилась в нее. Они стали жить вместе. В 1946 году Лили назначили капитаном «Престон Ледиз», а свой последний матч она сыграла 12 августа 1950 года, в возрасте сорока пяти лет. Она одержала победу.
Лили Парр умерла в 1978 году от рака. В тот год одаренную девушку Терезу Беннетт пригласили в местную команду играть с мальчишками, и она подала в суд на Футбольную ассоциацию, чтобы ей дали на это разрешение. Лорд Деннинг из Королевского суда отклонил ее прошение. «Женщины во многом превосходят мужчин, но у них нет ни силы, ни выносливости для бега, нет удара, нет захвата и так далее, – сказал он. – Глупо пытаться законодательно превратить девочек в мальчиков, чтобы они могли присоединиться к полностью мужским играм». С тех пор правила для детских команд стали мягче, но смешанные взрослые команды все еще запрещены Футбольной ассоциацией.
«Мы не знаем, как выглядел бы женский футбол, будь у него за спиной такая же история инвестиций и серьезного отношения, как у мужского, – говорит Анна Кессель. – Странно, что даже в начальной школе (некоторым) девочкам запрещают играть в футбол или регби. Это отбрасывает нас обратно в 1921 год».
Как может выглядеть будущее? Больше мужчин интересуются женским спортом, принимают его со всей «мужской» серьезностью. Женщин в мужских видах спорта коллеги не унижают, а фанаты не преследуют. Спортивные триумфы женщин освещают в прессе, а игры транслируют по телевидению. В газетах публикуют фотографии женщин, которые работают над своим телом, а не просто демонстрируют его. Мамы водят сыновей на футбол, а папы ходят с дочерьми на регби. Больше нет офисных «мужских клубов», которые создаются во время игры в гольф. В спортзалах есть ясли. Женщины тренируются не для того, чтобы похудеть или привести тело в соответствие с придуманными нормами (еще один пункт в бесконечном списке дел), а потому что им просто нравится проводить время на свежем воздухе с друзьями, веселиться. В будущем Лили Парр и Ама Агбезе должны получить все то признание, которого они заслуживают.
Возможно, вы считаете, что вам нет никакого дела до спорта. В сущности, мне тоже. Но теперь я понимаю, что это отчасти потому, что в спорте не было места для меня. Если мы откроем спорт для женщин, это покажет всему миру, что желание тратить время на свои увлечения не эгоистично и вполне оправданно. Это также поможет вымести сексизм с футбольных трибун, из регби-клубов и голосовых чатов видеоигр. А еще это просто вопрос справедливости. Женщинам нужно время и пространство для игры, ведь мы так много работаем. На этой ноте мы отправимся в Лондон, в душное лето 1976-го, и познакомимся с женщиной, которой надоело вкалывать как сумасшедшей.
5. Работа
Был жаркий день, из тех, когда страсти закипают. «Это было самое жаркое и засушливое лето, которое помнит Лондон, – писал год спустя Джо Рогали. – В парках и на Хэмпстед-Хит люди купались и делали счастливые фото, как будто они на берегу моря». Стоял 1976 год, и сотни этих счастливых фотоснимков обрушились на фотолабораторию «Грюнвик» в Северном Лондоне, сделав август самым напряженным временем в году. Пока не появились цифровые фотоаппараты, люди относили негативы в химическую лабораторию на проявку, а уже оттуда они направлялись, например, в «Грюнвик». Через несколько дней заказчики получали снимки в конверте, и тогда выяснялось, сколько кадров они случайно сделали, прикрывая пальцем объектив.