Неудобные женщины. История феминизма в 11 конфликтах

Когда я читала о Морин Кэхун, я одновременно изучала и другую Неудобную женщину той же эпохи. Джеки Форстер не вышла из шкафа – она его взорвала изнутри. «Вы смотрите на буйную лесбиянку!» – сказала она толпе, собравшейся в 1969 году в «уголке ораторов» лондонского Гайд-парка. Она уже была публичной фигурой, и это делало ее заявление еще более экстраординарным. Как актриса она сыграла небольшую роль в фильме Dambusters; как телерепортер освещала свадьбу Грейс Келли и князя Монако Ренье. Когда Форстер спускалась со сцены в «уголке ораторов», ее трясло, по словам фотографа Дженни Поттер. «Вот это храбрость, подумала я», – рассказывала Поттер позднее.

К моменту каминг-аута в «уголке ораторов» Форстер было 43 года. Она родилась в 1926 году в Шотландии, получив имя Жаклин Маккензи, а в 1958 году вышла замуж за своего коллегу-журналиста Питера Форстера. Год спустя у нее случился первый роман с женщиной. В 1995 году ее архив был передан в Женскую библиотеку Глазго – одно из приятнейших мест в мире. Я приехала туда весенним утром, и за 10 минут мне дважды предложили чашечку чая. Пока я распаковывала коллекцию предметов, связанных с Форстер, ниже этажом группа британских женщин из Пакистана легко переходила с урду на диалект Глазго и обратно – они проводили семинар по истории Закона о межрасовых отношениях. Первыми из папиросной бумаги были распакованы негативы фотографий Джеки в тот памятный день в «уголке ораторов»» – стоящей над толпой, светловолосой, в темном пальто.

Подумайте, в каком мире она родилась. В 1926 году в Англии прошла последняя общая стачка; джазовая песня Black Bottom стала хитом; в 31 год умер актер немого кино Рудольф Валентино; в том году было изобретено телевидение; еще пара лет оставалась до появления реактивного двигателя.

Джеки провела первые годы жизни в Индии, где служил в армии ее отец. В 1932 году ее отправили в аббатство Уайкомб, в школу-пансион для девочек, где у нее были традиционные «поцелуйчики» с одноклассницами. В архиве Глазго я нашла ее незаконченную книгу воспоминаний, для которой она придумала два варианта названия. Первое – «Я не могу спокойно мыслить» – говорит само за себя. Второе изначально более загадочное – «Метаморфоза», и у этой книги два автора: Джеки Маккензи и Джеки Форстер. Но в этом был свой стиль. Подобно кроткой леди Констанс Литтон, которая создала для себя вольное альтер эго Дебору, Джеки чувствовала, что часть жизни она проживает, пряча свою истинную индивидуальность. «Поговорим о Джеки и Хайде!» – писала она одному из потенциальных издателей.

Вначале Форстер отказывалась верить, что она лесбиянка. Это слово, рассказывала она авторам Сюзанне Нейльд и Розалинде Пирсон, «в пятидесятые годы ассоциировалось с коротко стриженными женщинами в жилетках… а я никогда не ощущала себя такой».

Это слово стало важным для нее и остается важным для многих женщин, которые хотят подчеркнуть особую взаимосвязь между гомофобией и женоненавистничеством. Журналистка Софи Уилкинсон рассказывала мне, что предпочитает называть себя «лесбиянкой», а не «гей-персоной» или «квир-женщиной». «У меня есть конкретное слово, которое определяет мой уникальный опыт – опыт женщины, которая испытывает угнетение и как женщина, и как легко узнаваемая лесбиянка, – сказала она. – Можно прибавить к ЛГБТ еще множество слов, но я не думаю, что кому-то вслед могут бросить на улице: "Асексуалка вонючая". Это мой жизненный опыт: я человек, в котором легко угадывается лесбиянка».

Джеки Форстер чувствовала то же самое. «Я отказывалась быть гомосексуалом, потому что у этого слова отчетливо мужское звучание, – сказала она в интервью Веронике Грукок в 1995 году. – Меня удручает, что женщины тратят столько времени на повторение моделей, разыгрываемых мужчинами-гомосексуалами. Я бы просто хотела, чтобы женщины немного подумали о своей лесбийской идентичности».

Для нее быть лесбиянкой не значило отрицать женственность – на многих архивных фотографиях она позирует, гламурно зажав пальцами дамскую сигарету[91]. Но ее сексуальность была тесно связана с непримиримым бунтом против норм женственности. Время, которое она провела с другими женщинами, убедило ее «разучиться» женской социализации, сказала она Грукок. «И я испытала чудесное облегчение, освобождение… Все эти прихотливые соображения и требования вроде "ты не должна казаться слишком яркой, иначе не понравишься мужчинам" и "не болтай слишком много", "будь милой" – все это было как ужасная смирительная рубашка».