Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы (1920–2020)

С одной стороны, скользящие люди Иерусалима погружены в «счастье броуновского движения»[88], случайного и хаотичного, как в тексте, так и в истории. С другой стороны, совпадения и случайные встречи в сети, виртуальной и городской, подобны нырянию за «давно утонувшими в человеческих душах божественными искрами». Любая случайная «ссылка», любое открывшееся «окно» может оказаться источником света, дающим возможность «узнать, спохватиться в единственно точный момент, который дан нам для отличия человека от прочих тварей – момент выбора – да, узнать этот миг, спохватиться на вершине его и понять, зачем мне был дан сегодняшний день и что я должен завтрашнему» (II, 4, Давид-2, абз. 4). Действительно, сеть реальности, в которой живут авторы и их персонажи, это персональный хаос, где личность открывает свое предназначение и реализует свою свободу и ответственность. Связь времен восстанавливается и из хаоса проступает человеческое лицо. Такие философия и поэтика основаны не на идее маски и маскарада, представляющего собой камуфляж и обманчивое подобие упрощенных сущностей, а, скорее, на искусственном образе в качестве риторического выражения как фактора, влияющего на постоянно усложняющееся развитие индивидуума и культуры [Farrell 1993]. Такое мышление стремится понять историю путем преодоления исторического релятивизма и детерминизма одновременно, двигаясь в направлении нового исторического реализма, укорененного в понимании сходности устройства сети, мышления, письма и мира объектов.

Философский и поэтический метод Михайличенко и Несиса заключается в создании виртуальной сетевой личности, которая становится источником мышления и письма, идеей или гипотезой в кантовском смысле слова, воплощающей ту или иную возможную картину реальности, подлежащую испытанию в категориях бытия и долженствования. Мир и текст, воспринимаемые через сеть, также становятся сетью. В то же время этот источник, эта виртуальная личность создает миф о реализации своего трансцендентального предназначения в эмпирической истории (таким мифом в романе является история кота Аллергена о его происхождении от древнего праотца-сфинкса). Таким образом, возникает «гипергуманистическое», «нетнеистическое», мифосетевое сознание, в котором сеть становится «гиперреальной», но не в бодрийяровском смысле слова, то есть как симулякр [Baudrillard 1994: 1–3], а в спекулятивно-реалистическом – как общность элементов сети, культурных знаков, личностей и вещей. В «И/е_рус. олим» эта сеть неотделима от исторической памяти, экстремальное скольжение в которой позволяет героям – репатриантам из бывшего Советского Союза – ощутить себя в Израиле как дома, осознать себя уроженцами этой земли. Тем самым сетевое мышление и концепция сетевой структуры реальности служат целям культурной адаптации и социализации героев. Основным элементом, объединяющим миф и сеть, в романе является жертва. В Иерусалиме, в опьяняющей атмосфере иерусалимского синдрома, она становится пустым сакральным центром реального, неслышимой синкопой настоящего, знаком памяти о прошлом и будущем.

Среди героев романа пара писателей Анат и Макс, объединенные символическим псевдонимом ©, а также рыжий кот по имени Аллерген. Другой герой, Давид, убежден, что по улицам Иерусалима в поисках жертв бродит чудовище, то ли лев, то ли сфинкс – мифологическая репрезентация самого города. Анат и Макс, в доме которых живет Аллерген, создают виртуальный аватар, кота-поэта Аллергена, который вскоре завоевывает огромную популярность в интернете. В финале Давид находит наконец жертву, представляющую чудовищного иерусалимского льва: ею оказывается все тот же рыжий кот Аллерген. В трагической развязке романа Давид убивает кота и погибает сам у Стены плача на глазах у своих беспомощных друзей.