Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы (1920–2020)

Мясо действительно удалось и не так уж много пригорело, а то, что пригорело, тоже неплохо пошло под водку «Кармель», длительно выдержанную в морозилке. <…> После второй рюмки предыдущие неприятности показались Грише устранимыми, и он, наливая третью, хотел сказать, что, мол, слушайте, хевре, у меня сегодня был Алик Гальперин; трудно живется человечку; надо помочь еврею; жаль парня; но Рагинский вычеркнул эту фразу и сказал:

– Слушайте, хевре, вы помните Женю Арьева? Расскажите мне о нем.

Потом Рагинский вычеркнул и эту фразу, подумав, что следует постепенно, исподволь вести собеседников к нужной теме, заставляя их по доброй воле говорить о том, что хочешь услышать. Он начал с абзаца, дожидаясь, пока Гриша разольет по третьей рюмке и приятели выпьют. Говорят, что после третьей рюмки человек расслабляется достаточно, чтобы стать самим собой.

А в это время приятели выпили, и Гриша все же сказал:

– Слушайте, хевре, у меня сегодня был Алик Гальперин. Трудно живется человечку. Надо помочь еврею. Жаль парня. <…>

– Если тонет Гальперин, не помочь ему – доброе дело! – сказал Макор, но Рагинский вычеркнул эту фразу, решив при надобности использовать ее по другому поводу. Он сказал:

– Поменяйтесь-ка местами, господа!

Слегка побледнев, они поменялись местами <…>

– Прекрасно, – сказал Рагинский и разлил по четвертой рюмке, – а теперь поговорим.

– Вроде бы мясо передержано <…>

Рагинский сощурился, подумал, хотел было вычеркнуть всю страницу и медленно сказал:

– А ну-ка, пересядьте еще раз.

Они пересели. <…>

– Люди ведь разные, – сказал Хаим, бывают полезные и бесполезные. <…> Послушайте, Рагинский, мне челюсти сводит, плечи болят… Зачем вы это затеяли, Рагинский?

– Мне казалось, что, поменявшись местами, вы станете говорить правду, изобличающую того человека, на чье место вы сели… Разве не получается?

– Не получилось, – сказал Хаим. <…>

– Сломали вы застолье, Рагинский, – сказал Гриша. – А ведь так славно сидели! [Цигельман 1981: 96–97]