Лунев и правда на какое-то время почувствовал облегчение, когда увидел, что все участники ночного «совещания'' стали не такими официальными, какими были дном. Они и днем сочувственно встретили его беду, но мастеру чудилось, что его осуждают про себя и даже боязливо, суеверно рады: «Не нас посетил господь!» Чур меня, чур! Еще он заметил днем на их лицах легкий испуг: как бы не угодить с ним за компанию, заодно, и оттого сквозила чуть заметная неприязнь к нему, неудачнику. Виктор даже принял сначала их неприязнь о т испуга за готовность судить его, не просто осуждать в душе или на словах, а судить судом официальных должностных лиц. За столом эти подозрения и опасения развеялись, участие к нему проявилось уже не в словах, а на деле. Мастер увидел, как вслед за Тучниным и остальные готовы снять с себя рубашку и отдать погорельцам.
«Во все времена русских людей объединяет несчастье», — подумал он и запомнил эту мысль.
Виктор Лунев не спал и эту ночь. Задремывал вполглаза, но снова вспыхивало пламя с жутким огненным шаром в нем, и он снова кидался тушить. Просыпался и вспоминал заново, как Бирюков нудил в темноте и плел им всем лапти, как замедленно вставал из-за стола Юрий Васильевич и как поспешно запирал сейф с докладной, и эти последние слова Гараховского. Куда только делась радость от готовности прийти к нему на помощь и Толика Тучнина, и Ситова, и даже буквоеда и умницы Пилипенко...
Наутро у него были черно-карие круги под глазами. Путаные ночные мысли, все увеличивающийся страх перед будущим днем привели мастера в отчаянное, решительно-деятельное состояние, с каким поднимался русский солдат с последней гранатой на танки.
Лунев быстро разбудил бригаду, накормил завтраком за пять минут и распорядился, куда кому ехать. Тучнин забрал полбригады в свой вездеход, и, проводив машину взглядом, Виктор приободрился: есть одно дело! Остальных рабочих он отправил за лесом к Ситову, бригадира — на склад партии за запчастями по накладной Сергеева.
Вскоре вернулся трактор с прицепом, загруженным вагонной рейкой и досками для обшивки буровой.
— Возвращайтесь, — сказал мастер Постнову. — Приберите там, снегом закидайте. Вышку перетащите на другой берег ручья. Обе смены пусть начинают. Собери и тех, кто в отгулы вчера, позавчера то есть ушли. Узлы надо все перебрать. Расставишь — поезжай к Веремееву за генератором, он вчера обещал.
— Ив Москву, в Кремль, — усмехнулся Постнов.
— А я — в Мирный.
— Обойдется, — улыбнулся Постнов. — Ты бы и вздремнул, а то жидкий блеск в глазах.
— На том свете вздремнем.
— На медведя ты сейчас похож.
— А с твоими нервами воспитательницей в детсаде работать.
Виктор обнаружил, что он уже в состоянии шутить. Так они дружески распрощались и разъехались. Решение Сергеева, успокаивающе загруженный прицеп подкрепили надежду бригады, и вместо прежней растерянности и подавленности, с какими они сюда приехали, ребята уезжали, лихо перешучиваясь, будто им только что премию выдали. «Запевай!» — скомандовал Лунев напоследок.
К обеду он был в Мирном.
* * *
По дороге на буровую Постнов и правда запел. Бессонная ночь после пожара, напряженное ожидание, решение Сергеева неожиданно настроили бригадира на лирический лад, и он запел старинную:
В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
«Джанетта» починяла такелаж.
«А ведь по-моему сделал Лунев! — радовался он про себя. — Молчал-молчал, а так и сделал! Ну как, сухопутный бригадир, пригоден еще к морской службе или же ожирел? Да нет, видно, не совсем расслабился, если в критическую минуту могу «пасануть» идею, по которой действует все руководство партии».
— Ничего, ничего, парни! Еще как раскидаем-соберем вышку, еще всем носы поутираем! — восторженно восклицал Николай Орлов и искренне верил в свои слова.
— Пронесло! — ликовала бригада, на все лады обсуждая решение Сергеева.
По дороге заехали за Георгием Кораблевым Он спал. Разбудили, рассказали про пожар.
— Ладно, — сказал Кораблев. — Поехали.
И снова уснул, едва сел в трактор. Можно подумать, пожары в его жизни были так же часты, как снег или дождь.
— Гена, у почты тормозни! — попросил Кандауров, спохватившись. Заливако съездил за Кандауровым еще утром. Отбив телеграмму невесте и снова забравшись в трактор, Дмитрий спросил Постнова:
— Эдик, а из чего восстанавливать? Из пепла? Птица Феникс?
— С бору по сосенке. Вот, отоварились уже.
— Интересно, это товарищ Сергеев так распорядился или же самодеятельность?
— А что?
— Да если самодеятельность, то труды ваши насмарку. Завтра же какой-нибудь народный мститель, доброжелатель-с, доложит куда надо.
— Товарищ, — буркнул Постнов.
Глава четвертая
ДМИТРИЙ КАНДАУРОВ