Невероятная и печальная судьба Ивана и Иваны

– Ты не можешь представить, что я испытывала, когда находилась там, на высоте, под куполом цирка, – говорила она. – Весь зал, залитый огнями, у моих ног! Думаю, именно так чувствует себя человек в момент смерти: дух его поднимается ввысь, оставляя тело, эту грубую, неуклюжую оболочку. Я казалась себе почти божеством.

Сказать, что Аликс и Кристина обожали друг друга, – ничего не сказать. Они были друг для друга всем на свете. Братом и сестрой, отцом и дочерью, любовниками, сполна вкушавшими близость, которую Иван мечтал разделить с Иваной.

Однажды днем, когда они наслаждались прохладой на террасе, Кристина призналась:

– Ты стал нам с Аликсом сыном, которого мы не смогли родить. Именно тебя нам недоставало все эти годы.

Иван расхохотался.

– Я, ваш сын? Но я же черный! А вы оба – белые.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Черный, белый – разве это имеет значение? Это лишь слова, которые разделяют людей, придуманные, чтобы приносить горе. Никакого цвета не существует. Говорю же тебе, ты наш сын, вот и все.

Ночь набрасывалась на «Последний приют» с прожорливостью зверя. Разыгрывалась ежедневная мелодрама: Солнце, смертельно раненное, катилось вниз, чтобы укрыться где-то за небесным сводом, не забыв расцветить его яркими всполохами. Соперница Солнца, Луна, была не в силах заменить его. Напрасно она раздувалась и росла. В конце концов она тоже исчезала, и на земле воцарялась тьма.

Кристина часто отправлялась на прогулку к реке, протекавшей неподалеку. Она все глядела на ее волны, уверенная, что их порождают баталии гигантских ламантинов, что заплыли в ее воды вместе с холодными северными течениями, и могла сидеть так часами. Аликсу с трудом удавалось уговорить ее вернуться в дом; ему самому совсем не нравился непроглядный мрак, окутывавший ночью окрестности. Обычно по вечерам, перед тем как разойтись спать, наша троица выпивала по чашке ароматного отвара из тамаринда, который готовил Аликс. Потом Кристина целовала Ивана в лоб, и они с мужем удалялись в свою комнату, а Иван поднимался в свою «норку» под крышей.

Но однажды вечером все переменилось. Аликс вдруг оттолкнул свою недопитую чашку.

– Довольно ломать комедию, – заявил он. – Иван, ты идешь с нами.

После чего встал и покатил кресло с Кристиной к спальне. Ивану открылась возможность, о которой он до этой минуты не мог и мечтать. Без возражений он тоже поднялся и пошел вслед за хозяевами. Мы не осуждаем ханжей, которые заявят, что подобные любовные треугольники возмутительны. Они не способны понять, что эти часы были наполнены высокой поэзией. Все трое купались в глубочайшей нежности. Тело у Кристины оказалось совсем юное, как у девушки, – налитые груди, плоский живот, точеные ножки, ровные, как греческие колонны. Аликс, напротив, был мускулистым и крепко сбитым. А Иван казался молодым бычком, стремящимся удовлетворить разом хоть все человечество. Они упивались друг другом до самого утра, не в состоянии насытиться. С той ночи так и повелось.

Кристина, весь день прикованная к своему инвалидному креслу, будучи не в состоянии пошевелить ногами, видела в своих снах жизнь совершенно противоположную той, что происходила наяву. Каждое утро она пересказывала новый сон своим любовникам, которые одновременно были ей и сыновьями – ведь она щедро дарила им сладость своих поразительно свежих, упругих грудей:

– Мое тело было легким-легким и летучим, словно пушинка. Я парила по небу туда-сюда, иногда присаживаясь на облако и раскачиваясь, как на качелях. Оттуда, с высоты, я видела внизу землю, потрескавшуюся от зноя. Вдруг мне взбрело в голову перелететь на верхушку дерева. Особенно меня влекли огненные деревья и палисандры. Я обожала вдыхать аромат иланг-иланга, а еще кайенской розы и тигровых лилий. Порой я спускалась еще ниже и, поддавшись прихоти, летела вслед за зеленой колибри. Но приходилось держаться от нее на почтительном расстоянии, чтобы она могла собрать нектар из каждого цветка.

Когда они с Иваном оставались наедине, Аликс часто ударялся в слезы.

– Это я во всем виноват. Да, я виноват в том, что с ней стряслось. Не надо было отходить от нее ни на шаг. А я вместо этого оставил ее одну делать все эти трюки на верхотуре.

Иван пытался утешить друга:

– Не говори глупостей. Ты не виноват в том, что случилось с Кристиной.

Но однажды, заглянув ему в глаза, Аликс признался:

– Просто ты не знаешь, как все было на том прощальном выступлении, когда произошел несчастный случай. Мы должны были вместе подняться под купол цирка, совершить плавный полет вниз и осыпать зрителей лепестками алых роз. Но перед самым номером мне вдруг стало плохо, и я отпустил ее одну. Теперь ты знаешь – это моя вина.

В расстроенных чувствах Иван обнял несчастного Аликса, ибо не мог найти слов утешения.