Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков

Но, восстанавливая эту роль дипломатического инструмента, Петр I столкнулся с тяжелыми уроками, извлеченными из фиаско смешанного брака Елены Ивановны, — уроками, которые только подтвердились и усугубились дальнейшим ужесточением конфессиональных границ и подъемом русского национального самосознания, произошедшими после Смутного времени[847]. Как мы видели, вопрос смешанных браков (с неправославными) долгое время был проблемой. Муж Елены Ивановны, Александр Литовский, в 1495 году возражал против многих православных свадебных обычаев и после постоянно настаивал, чтобы жена сменила конфессию[848]. Магнус, марионеточный «король Ливонии», согласился жениться на Марии Владимировне Старицкой в 1573 году в православной церкви, соблюдая обычные свадебные обряды, в том числе испитие из одной чаши и осыпание хмелем. Но в действительности они сочетались браком на, так сказать, запараллеленной службе: жених — «по его закону» и с помощью своего клирика («попа римского»), а невеста — «по христианскому закону» (православному), и физически были разделены во время бракосочетания — Магнусу, как неправославному, запретили входить в неф храма (Св. Димитрия на Пробойной улице в Новгороде), и он должен был стоять на паперти в течение всей службы[849]. Планы Бориса Годунова в 1599 году выдать свою дочь Ксению замуж за Густава, сына короля Эрика XIV Шведского (и сводного брата Виргинии Эриксдоттер, которую Иван IV краткое время рассматривал в качестве невесты для своего сына, царевича Ивана Ивановича), не осуществились из‐за твердого нежелания жениха переходить в православие (он однажды уже переходил из лютеранства в католичество) и его распутной жизни в Москве. Царь Борис отменил все брачные планы — вероятно, последней каплей стало нежелание Густава расстаться с любовницей, которую он привез с собой в Москву[850]. Другой возможный жених для Ксении — Ганс Датский, брат короля Кристиана IV (годы правления: 1588–1648), — был готов принять православие, но в скором времени по приезде в Москву в 1602 году заболел и трагически умер[851].

Наверное, самый мучительный эпизод, когда религия стала камнем преткновения на пути династического брака, произошел в 1644–1645 годах, когда царь Михаил Федорович пытался выдать свою дочь Ирину Михайловну замуж за Вальдемара Датского, сына короля Кристиана IV. Месяцами дипломаты Москвы и Копенгагена согласовывали детали брака, и в конце концов было решено, что Вальдемар приедет в Москву, получит удел во владение и будет жить в Московии. Ему было позволено остаться лютеранином, но он был должен уважать православную веру Ирины, а также быть верным и преданным зятем царю Михаилу Федоровичу. Когда стороны обо всем договорились, молодой датский принц в январе 1644 года приехал в Москву, готовый жениться на Ирине и не ожидающий того, какой скандал разразится по поводу предстоящего брака[852].

Проблема была в религии Вальдемара. Соглашение, по которому он оставался лютеранином, вызвало жесткое противостояние в определенных кругах Русской православной церкви. Начало XVII века было временем обострения конфессиональных противоречий между православием и другими христианскими церквями — католичеством, протестантизмом и униатством[853]. Отчасти конфликт проявился в сакраментальном богословии, т. е. в различном понимании «действительности» таинств друг друга. В этом контексте крещение стало полем битвы, поскольку определяло, кто является адептом какой веры, и отражало взгляды каждой Церкви на «действительность» таинств другой. Каким образом должно было осуществляться новообращение: через (повторное) крещение и миропомазание, т. е. как в случае новорожденного, или только через миропомазание, или просто через отречение от прошлых еретических верований и исповедание в них?[854] Еще в 1620 году патриарх Филарет созвал церковный собор для решения спора о том, какие требования со стороны Церкви предъявлять к крещению новообращенных и тех, кто вступает в брак с православным[855]. Одни участники считали, что православные могут жениться на неправославных, и если они желали перейти в православие, то в повторном крещении нет надобности: т. е. католическое и протестантское крещение расценивалось как «действительное» или принималось таким постфактум. Поскольку существует лишь «одно крещение» (Еф. 4: 4–5), одного православного таинства миропомазания должно быть достаточно для обращения. Другие участники настаивали, что никаких смешанных браков разрешать, как правило, нельзя и что в любом случае переход в православие должен осуществляться через тройное погружение во имя Отца, Сына и Святого Духа. Собор принял точку зрения второй группы, и именно это постановление подготовило почву для сопротивления духовенства браку Ирины Михайловны и Вальдемара.