Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Политика Петра I относительно браков своих родственников и детей — это лишь первые шаги к новой парадигме династического брака. XVIII век был нестабильным, переходным временем для династии Романовых — брак правителя продолжал играть важную роль в придворной культуре, а наследование переходило от одной ветви династии к другой и обратно. Только к концу XVIII века династический брак и престолонаследие приняли новую четкую форму — когда Павел I (годы правления: 1796–1801) подписал указ о престолонаследии, регулирующий и то и другое.

Царский брак оставался в XVIII веке важной темой для династии Романовых, даже несмотря на то что пять правителей после Петра I, будучи на троне, в брак не вступали. Так, вторая жена Петра I, наследовавшая престол, Екатерина I (годы правления: 1725–1727), замуж больше не выходила. Внук Петра I от первого брака, Петр II (годы правления: 1727–1730), дважды был помолвлен: сначала с Марией, дочерью фаворита Петра I Александра Меншикова, а после его опалы — с Екатериной Алексеевной Долгоруковой, племянницей Василия Лукича Долгорукова, нового придворного фаворита. Но так случилось, что в тот день, когда он должен был жениться на Долгоруковой, Петр II умер. Ему поочередно наследовали две императрицы и младенец: Анна Иоанновна (годы правления: 1730–1740), дочь Ивана V; Иван VI (годы правления: 1740–1741), правнук Ивана V; Елизавета Петровна (годы правления: 1741–1762), дочь Петра I, — никто из них не сочетался браком (по крайней мере, официально), находясь на престоле[869]. Таким образом, женитьба внука Петра I (сына Анны Петровны), Карла Петера Ульриха (будущего Петра III), на Софии Фредерике Августе Ангальт-Цербстской (будущей Екатерине II) в августе 1745 года стала первым династическим браком за 20 лет — с замужества Анны Петровны в 1725 году. Сын Екатерины II Павел I был женат дважды, оба раза на иностранках. В сентябре 1773 года он женился на Вильгельмине Луизе Гессен-Дармштадтской (она стала Натальей Алексеевной), умершей родами 15 апреля 1776 года. Через пять месяцев Павел I женился вновь — на Софии Доротее Августе Луизе Вюртембергской (Марии Федоровне), ставшей матерью всех его детей[870]. Именно Павел I, по сути, восстановил династию Романовых, и между 1793 и 1824 годами девять из десяти его детей вступили в брак с представителями таких правящих домов Европы из числа самых значимых, как Габсбурги, Гогенцоллерны, Баденский дом, Саксен-Кобург-Заальфельдский, Оранско-Нассауский, Ольденбургский, Вюртембергский и Мекленбург-Шверинский[871]. Начиная с Павла I, дом Романовых, теперь уже плодовитый, активно влился в королевский брачный рынок, заняв на нем место наравне с другими династиями[872].

Несмотря на то — а возможно, из‐за того — что правители рода Романовых или не вступали в брак, или брали в супруги иностранцев, царский брак оставался в фокусе политики в XVIII веке, как и в XVI и XVII веках. Джон ЛеДонн показал, как царские родственники со стороны жен в XVII веке — Долгоруковы, Стрешневы, Милославские, Нарышкины, Апраксины, Грушецкие, Салтыковы и Лопухины — продолжили составлять основу придворных групп в XVIII веке и что это построенное на родстве сплочение лучше всего объясняет механизм назначений на важные административные должности в центральных и провинциальных органах власти[873]. В период правления Петра I и после него политический порядок, основанный на браке, был в некотором смысле заморожен во времени. Преимущества, которыми пользовалась царская родня в XVII веке, приобрели, как говорит ЛеДонн, еще большее значение в последующем столетии, когда эти связи стали единственно возможными связями с царской династией[874]. То сохранение традиционных представлений о брачной политике в постпетровское время, на которое указывает ЛеДонн, нашло отражение в документе, составленном Александром Меншиковым (или по его приказу) в июне 1727 года, вскоре после смерти Екатерины I, и содержащем список всех родственников императрицы[875]. Целью этого документа было иметь перед глазами имена тех, кто может иметь вес и при дворе, и на брачном рынке, подобно списку царской родни, составленному в пору смотров невест. По-прежнему было возможным, — во всяком случае этого опасались, — что кто-то возвысится при помощи царских родственников. Несмотря на масштабные государственные реформы Петра I, упразднение Терема и предпочтение иностранных супругов, и царские родственники, и брачная политика во многом сохраняли за собой центральную роль при дворе[876].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология