Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Со времени правления Василия II московские великие князья и их советники регулировали ситуацию с боковыми линиями династии Даниловичей, сажая представителей этих линий в тюрьму, умерщвляя их, а также строго контролируя их браки. К 1453 году, когда войны прекратились, все дяди и кузены Василия II были мертвы или бежали в Литву, сохранились лишь две боковые ветви[322]. Василий II и Василий III проводили расчетливую и бессердечную, но успешную политику сужения наследования до сына, в ущерб младшему брату правителя. Генеалог Николай Баумгартен отмечал, насколько безжалостна была эта политика. Его аннотированная генеалогия Даниловичей включала сводку о жертвах «экстраординарной вражды [l’ acharnement] князей Московских против кузенов: два князя были ослеплены, пять отравлены, два убиты, две княгини утоплены, один князь умер от голода, одиннадцать умерло в тюрьме, зачастую в кандалах»[323].

Однако эта «экстраординарная вражда», как правило, не распространялась на княжон династии. Их обычным порядком выдавали замуж — с начала XIV века и вплоть до прекращения династии в конце XVI века. Так, все три дочери Дмитрия Донского вышли замуж, так же как и все четыре дочери Василия I, как единственная дочь Василия II и все три дочери Ивана III. (У Василия III дочерей не было, а у Ивана IV они умерли в раннем детстве.) Более того, замужества дочерей обеспечивали великокняжеский дом необходимыми связями со знатными боярскими кланами или княжескими родами. Нет лучшего примера, чем род Патрикеевых в начале XV века. Князь Юрий Патрикеевич, родоначальник князей Патрикеевых, женился в 1418 году на дочери великого князя Василия I, тем самым заложив фундамент доминирования клана Патрикеевых при дворе[324]. Брак Феодосии Ивановны, дочери Ивана III, и князя Василия Даниловича Холмского в 1500 году также был политически мотивирован — он пришелся на середину династического кризиса 1497–1502 годов. Как мы увидим в следующей главе, благодаря свадьбе в 1506 году другой дочери Ивана III, Евдокии Ивановны, с царевичем Петром (Худайкулом) появилась линия потомков, которых рассматривали как возможных («запасных») престолонаследников на случай, если бы прервалась линия Даниловичей. По правилам первородства дочери не могли наследовать трон, но их браки могли использоваться родственниками в политических целях. Таким образом, Даниловичей можно охарактеризовать как династию, состоявшую из дочерей, которые выходили замуж, и сыновей, которые участвовали в заговорах, были убиты или посажены в тюрьму либо просто умерли холостяками.

Ничто лучше не объясняет различий в брачных паттернах между сыновьями и дочерьми правителей, чем тревога за наследование. Риски, связанные с женитьбой младших сыновей, были огромны и очевидны: побочные линии могли (и зачастую так и было) претендовать на трон. А дочерей можно было выдавать замуж за иностранцев либо за отечественных видных бояр в надежде укрепить безопасность границ государства или баланс сил при дворе. До замужества в 1495 году Елены Ивановны для великих княжон были открыты все возможности — в отличие от князей, у которых их было значительно меньше.

Практичное, но бессердечное отношение к представителям боковых ветвей было ко времени Василия III образом мыслей, привычным для великих князей как минимум с середины XV века. Отсрочка в предоставлении разрешения жениться младшему брату Василия, Андрею Старицкому (ему было уже 43 года — наибольший возраст вступления в первый брак в династии)[325], по-видимому, была осознанна и связана с тем же образом мыслей, что удерживал Василия III от позволения жениться другим трем братьям — Юрию, Дмитрию и Симеону. По этой же причине и Иван III и Василий II запрещали браки младшим братьям и сыновьям. Василий III решал вопрос о женитьбах своих братьев, когда династия еще залечивала раны гражданской войны, и следовал при этом урокам деда, Василия II, победителя в династической борьбе. Решительное отсечение ветвей с генеалогического древа стало семейной традицией, соблюдавшейся уже тремя поколениями.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология