Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Итак, ранг венчающего клирика на этих свадьбах указывает на разногласия. Однако царевич Иван Иванович, казалось бы, не должен был находиться в той же позиции, что и его отец, ведь то был его первый брак. Это только предположение, но легко представить, что отца Тимофея поставили на венчание царевича, чтобы свадьба сына никоим образом не затмила свадьбу отца, если бы того венчал белый священник, тогда как сына — первоиерарх. Выбор царского отца-исповедника (духовника) дополнительно подчеркивает тему раскаяния в связи с этой свадьбой, отдавая ритуал в руки клирика, который выслушивал исповеди царя и согласно православным пастырским традициям ответствен за его душу и спасение[426]. Как бы то ни было, эта инновация, когда правителя венчает не первоиерарх, а духовник, позже стала общепринятой практикой[427].

Композиция свадебного реестра Собакиной обнаруживает, что избрание ее и Сабуровой на смотре в 1571 году было частью большой перестановки придворных фракций. Как это могло произойти, описано Р. Г. Скрынниковым. Он считал, что брак с Собакиной был детищем Малюты Скуратова, в то время фаворита Ивана IV и наиболее жестокого опричника. На основании пожертвований на помин его души Иваном IV Скрынников делает вывод, что Собакины были дальними родственниками Скуратова, возможно, вследствие браков[428]. Более того, Скуратов состоял в родстве и с Сабуровыми — через мужа одной из своих дочерей, Бориса Годунова (Годуновы и Сабуровы были родственниками по мужской линии). Другая дочь Скуратова была замужем за Шуйским (князем Дмитрием Ивановичем, братом будущего царя Василия Ивановича Шуйского), еще одна — за Глинским (князем Иваном Михайловичем, двоюродным братом царя Ивана IV)[429]. Таким образом, браки отца и сына создали сеть родственных связей, которая, как надеялись, будет существовать на протяжении двух поколений. Продержалась она меньше месяца.

Несмотря на все тщательные приготовления и соблюдение церемоний двух свадеб, ни один из женихов не «жил долго и счастливо» со своей невестой. Марфа Собакина заболела перед свадьбой и во время бракосочетания была больна. Вероятно, она чувствовала себя настолько плохо, что не могла принять участие в праздновании свадьбы царевича Ивана Ивановича и Евдокии Сабуровой. Она умерла в ночь с 13 на 14 ноября 1571 года, всего через три недели после своей свадьбы — этот брак, по утверждению Ивана IV, так и не был консумирован[430]. Подозрения в неестественности ее смерти возникли незамедлительно, царь подозревал свое окружение[431]. Забелин, Карамзин и другие верили заявлению Ивана IV, что Собакина была убита (вероятно, отравлена), и возлагали вину на семьи первых двух жен Ивана IV — Юрьевых и Черкасских, — которые, нельзя не признать, многое теряли из‐за нового брака царя (с точки зрения их положения при дворе и статуса сыновей от первого брака, если бы Собакина родила здоровых мальчиков)[432].

Что касается брака царевича, то через несколько лет Сабурова была отвергнута — возможно, по приказу царя. Она была пострижена в монахини с именем Александра и сослана в Покровский монастырь в Суздале, где в 1619 году умерла и была похоронена. Когда именно ее сослали, доподлинно неизвестно, хотя многие историки полагают, что это случилось в 1575 году, перед тем как царь и царевич вновь женились (Иван IV в пятый раз, а царевич — во второй)[433].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология