Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Выбор Анны Колтовской совпал с очередными перестановками при дворе. Первыми были удалены Собакины, родственники несчастливой третьей жены царя. Некоторые из них пострадали сразу после смерти Марфы. В 1572 году ее дядя, Василий Степанович Меньшой, которого сделали окольничим ко времени свадьбы Ивана и Марфы, был пострижен в монахи (с именем Варлаам) в Кирилло-Белозерском монастыре. Затем последовали другие удаления и наказания, и ни один новый Собакин не вошел в ближний к царю круг после смерти Марфы. В течение следующего года Собакиных последовательно заменили Колтовскими и их союзниками. Момент передачи эстафеты от Собакиных Колтовским был обозначен летом 1572 года, когда двоюродная сестра Бориса Давыдовича Тулупова вышла замуж за брата новой царицы, Григория Алексеевича Колтовского, во время пребывания царя и его свиты в Великом Новгороде. Свидетелями (безусловно, очень печальными) свадьбы были Василий Степанович и Каллист Васильевич Собакины, сопровождавшие царя во время его поездки в Новгород — последний знак царского благоволения перед их казнью в следующем году. В 1573 году двое Собакиных присутствовали на свадьбе, снова в Новгороде, Марии Старицкой и Магнуса, так называемого короля Ливонии, но это стало последним мигом пребывания Собакиных в фаворе. Внезапный и в итоге трагический взлет и падение Собакиных — это, наверное, наиболее яркий пример того, как царская женитьба и придворная политика, сочетаясь, могли составить или сломать счастье той или иной семьи, иногда с головокружительной скоростью[455].

Спустя всего четыре месяца после свадьбы, в сентябре или октябре 1572 года, Анна Колтовская была отвергнута, пострижена в монахини (с именем Дарья) и отослана провести остаток жизни в монастыре — сначала в отдаленном Введенско-Тихвинском, затем на время в Воскресенском Горицком (возле Кирилло-Белозерского), затем снова в Тихвинском, где она и умерла 5 апреля 1626 года[456]. Почему ее удалили, да так скоро, не объясняется ни в одном источнике, но точно не по причине ее нездоровья, ведь она прожила долгую и активную жизнь, насколько ей позволили обстоятельства. Пережив потрясения Смутного времени, она жила еще достаточно долго, чтобы увидеть коронацию Михаила Романова и две его свадьбы, получив в обоих случаях те же специальные подарки, что были преподнесены и другим членам царской семьи: убрусец из тафты, богато расшитый жемчугом, и узорчатую ширинку, тоже из тафты, с богатой вышивкой золотой нитью и с золотой же бахромой по краям[457]. Даже спустя 53 года после краткого замужества за Иваном IV Анна считалась членом царской семьи. И временами она так себя и вела, даже из монастырской кельи. Некоторое время назад стали известны новые биографические детали ее жизни после Терема, которые показывают, что она активно защищала и продвигала свои фискальные интересы и статус бывшей царицы, «эксплуатируя», как пишет Тирет, «царский престиж в интересах своей родни и любимых монахинь»[458].

Пять свадеб и вопрос наследования

После удаления Анны Колтовской Иван IV больше двух лет провел без жены — с осени 1572 года до примерно января 1575‐го (самый длинный холостяцкий период в его взрослой жизни). Несмотря на эту паузу, женитьба и наследование не выходили у него из головы. На самом деле эти годы были наиболее активным периодом династических браков после 1547–1549 годов, когда Иван, его родной брат, и двоюродный женились друг за другом по одной и той же причине: чтобы расширить династию и обеспечить наследование. Однако теперь Иван IV и его советники обратили внимание и на членов династии по женской линии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология