Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Правящая династия, происходящая от этого союза, называлась бы Ольденбургской по мужской линии (датский правящий дом) и Даниловичами по женской линии; судя по всему, именно такую династическую конфигурацию имел в виду Иван IV, а также и балтийскую дипломатию, организуя этот брак. Как писал датский дипломат Ханс Шульц, на пиру, который устроили в честь Магнуса в июне 1570 года, Иван IV неожиданно провозгласил, что московский трон после смерти царя будет наследовать не один из его сыновей, а «король» Магнус. «Любезный брат, — говорил, согласно Шульцу, Иван IV, обращаясь к Магнусу, — ввиду доверия, питаемого ко мне вами и германским народом, и преданности моей последнему, — ибо сам я германского происхождения и саксонской крови, — ваша светлость, когда меня не станет, будет моим наследником и государем моей страны, несмотря на то, что я имею двух сыновей, из коих одному семнадцать, другому тринадцать лет»[464]. Шульц посчитал эту прокламацию плохо скрываемой угрозой в адрес присутствующих бояр, а не настоящим оглашением династических планов Ивана. Но, например, Скрынников, вероятно, справедливо указывает, что высказанная в 1570 году угроза прозвучала за пять лет до того, как Иван IV действительно отодвинул сыновей и передал корону другому — Симеону Бекбулатовичу[465]. Почему Иван IV хотел передать ее кому-то в обход сыновей в 1570 году (а затем в 1575‐м), до сих пор неизвестно, но некоторые историки полагают, что он не доверял своему старшему сыну, а младшего считал слишком болезненным для роли правителя[466]. Передача трона наследнику по женской линии — кому-то вроде Магнуса, который своим статусом был полностью обязан Ивану IV, может выглядеть как весьма разумный шаг отца, недовольного своими сыновьями.

Судьбы Марии и Магнуса сложились совсем не так, как планировалось в 1573 году. Несмотря на ряд первоначальных успехов на театре военных действий, Магнус показал себя абсолютно некомпетентным военачальником и ненадежным союзником. В 1577 году он предал Ивана IV, когда предпринял отчаянную попытку править самостоятельно и настроил местное дворянство против Польши и Московии. Вероятно, только родственные связи с царем спасли его от виселицы, но он вынужден был отказаться от королевского титула и согласиться на заточение в своей резиденции в Пильтене в Курляндии. Магнус умер в 1583 году, нищим и ожесточившимся[467]. Его жене Марии и дочери Евдокии повезло не больше. Борис Годунов, опекун и главный советник царя Федора Ивановича, отправил Джерома Горсея в Курляндию, чтобы выманить молодую вдову с ее дочерью от Магнуса в Москву обещанием удела и подходящего нового супруга. Но, как пишет Н. М. Карамзин, «Борис, вместо удела и жениха, представил ей на выбор монастырь или темницу!»[468]. Она выбрала монастырь и только просила не разлучать ее с дочерью — просьба была жестоко проигнорирована. Оставшиеся годы своей жизни (она умерла 13 июня 1597 года) Мария провела под именем инокини Марфы. Ее дочь, Евдокия, умерла вскоре по возвращении с матерью в Москву (17 марта 1589 года)[469]. Это окончательное отсечение ветви Старицких с генеалогического древа было вызвано, как и в случае первых «отпиливаний» в 1569 году, страхами по поводу престолонаследия. Но на сей раз это были страхи Годунова — и его стремление самому занять трон, — а не царя Федора Ивановича. Как выразился Джильс (Джайлс) Флетчер, в Москву Марию привезли «люди, любящие престол больше, нежели ее саму»[470].

Что до брата Марии, Василия, то он присутствовал на свадьбе сестры с Магнусом в 1573 году, и в свадебном разряде, и в неопубликованном чине жена Василия также именуется Марией[471]. В Пискаревском летописце сказано, что Василий Владимирович женился на княжне Мезецкой (в тексте нет ни имени невесты, ни даты венчания) в Александровой слободе[472]. Велись споры по поводу личности жены Василия и был ли он женат вообще[473], хотя свидетельства официальных свадебных источников не оставляют сомнений, но утверждать, что это точно была Мезецкая, пока нельзя. Как бы то ни было, их союз оказался бесплоден. Род Старицких исчез.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология