Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

– Эх, я бы на твоем месте с каким бы удовольствием прогнал всю эту сволочь ко всем чертям!

Но Нащокин ужасается:

– Скандал, что ты! Как их прогнать? Они все люди способные… Да и не такие вредные, когда у меня деньги бывают.

– Хотя ты и всеобщий наследник, но, послушай, так ведь тебе никаких наследств не хватит! Разве что от графа Строганова!

– Что наследства… Не так давно долг получил карточный – тридцать восемь тысяч, вот я удивился! Уж я о нем и забыл, вдруг – что такое? – получаю! – И Нащокин разводит руками, снова переживая эту приятную неожиданность.

– Хорошо, получил, и что же? – оживляется Пушкин.

– Проиграл… Очень не повезло… И последние деньги выиграл знаешь кто? Павлов, сочинитель.

– Ка-ак? Тот, который стихи пишет?

– Павлов… да… Я ему ставлю уж потом карету Ольги… Пошла к нему карета! Я ставлю вяток буланых. Поскакали к нему буланые! И хотя бы совесть имел, подождал со двора сводить, а то ведь утром же – мы до свету играли – только вышла Ольга с сынишкой, приказала заложить буланых в карету, кататься, или в ряды, он является. «А-а, запрягли уж, – говорит, – ну, вот, и прекрасно!» Сел в карету, кучера своего на козлы, и помчал! Даже и шапки не снял на прощанье, вот до чего спешил! Такую мне Ольга за это перепалку задала!

– Недаром у него такой унынье наводящий лик! Вот так Павлов!

– И Ольга со мной за это с воскресенья не говорит и смотрит фурией! – жалуется Нащокин уныло.

– Знаешь что, Войныч, женись, брат! – советует Пушкин. – Жена заведет у тебя порядок. Всех этих артистов и начинающих художников и всяких пропойц, какие у тебя тут поселяются, неизвестно зачем, выгонит в три шеи!

– Куда же она их выгонит? Если бы им было куда идти, они бы и сами ушли…

Тут за дверью опять раздаются какие-то крики, потом отворяется дверь, и один взлохмаченный втаскивает за рукав другого и кричит:

– Павел Войныч! Этому скоту, вот… ему… внушите вы правила приличия!

– А вы сами… вы-то правила приличия знаете? – спрашивает Нащокин.

– Не знает, нет! По-ня-тия не имеет, подлец! – орет второй.

– Вы видите, что у меня гость! Пожалуйста, идите отсюда! – упрашивает Нащокин.

– Тысяча извинений! – галантно кланяется первый, и оба уходят.

– Эти кто такие? – спрашивает удивленно Пушкин.

– Этих совсем не знаю… Должно быть, недавно влезли.

– Ха-ха-ха! Ты хотя бы ради завтрашнего праздника посчитал их! – советует Пушкин.

– Я полагаю, что дворецкий мой их все-таки считает… – соображает Нащокин.

– Да ведь у тебя тут может быть притон фальшивомонетчиков, воров, грабителей!.. Может быть, их давно полиция ищет! – беспокоится за друга Пушкин.

– А может быть, и ищет! Черт их знает! В самом деле ведь, прикинется художником, а на самом деле фальшивые сторублевки делает, – спокойно говорит Нащокин.

– Нет, женись, женись! Одно средство!

– Покажи дорожку, а потом уж и я!

– Знаешь, что я думаю? Я пойду завтра христосоваться с Натали! Так и быть уж, заодно и с ее мамашей. Только фрака у меня нет, вот беда. А у тебя нет ли лишнего? Ведь мы с тобой одного роста.

– Отчего же нет у меня фрака лишнего? Я тебе могу даже подарить фрак… Чтобы не было у меня фрака! – воодушевляется Нащокин.

– Ну вот, ну вот и хорошо, и прекрасно! Ты знаешь, Натали я видел недавно, на той неделе, в концерте… Говорил с ней. Ах, она изумительна! Бывает красота – просто талант, а у нее – гений, гений!

– Так что если ты, положим, женишься, то что же это будет такое? Ты – гений поэзии, она – гений красоты, два гения в одной квартире!.. Есть такая пословица насчет двух медведей в одной берлоге! – качает головой Нащокин. – Главное, чтобы она не приучалась тебя по щекам бить, а то моя Ольга так меня угодила по левой ланите за эту пару буланых и карету!.. Нехорошо. Я на нее за это тоже сердит.

– Ха-ха-ха! Войныч, Войныч! На-та-ли?.. Это чтобы Натали и по левой меня ланите? Ка-ак ты далеко смотришь!.. А знаешь что? Я, пожалуй, согласился бы и на это, только чтоб не отказали завтра! Но ведь откажет, откажет эта ведьма, ее мамаша! Непременно откажет!.. А ты женись! Непременно женись!

Дверь из внутренних комнат размашисто отворяется и входит цыганка Ольга, богато, но пестро одетая.

– На ком это, на ком ты ему жениться советуешь, а? – накидывается она на Пушкина.

– На тебе, Ольга Андреевна! Здравствуй!

Ольга гневно глядит то на Пушкина, то на Нащокина, который отворачивается, отойдя в сторону, и начинает тихо насвистывать какой-то мотив.

– Же-нить-ся? А я, может, теперь за такого и не пойду совсем! Женить-ся!.. Чтоб он и меня на карточку поставил?..

Нащокин продолжает насвистывать. Ольга подбоченивается.

– И-ишь! Свистит! Страшная суббота у людей считается, а он себе свистит! У-у, нехристь!

– Если ты не хочешь за него выходить, Ольга Андреевна, значит, ему надо жениться на ком-нибудь другой, а? Чтобы хоть научила его не свистеть по субботам! – пробует укротить ее Пушкин, но Ольга кричит:

– На другой?! – Впадая в ярость, она топает ногою. – Пусть, пу-усть! Пусть только попробует на другой! Но-жо-ом зарежу! – и убегает, сильно хлопнув дверью.

– Видал, какая, – тихо обращается к Пушкину Нащокин.