Невидимая сторона. Стихи

Рубаха есть —

черной бабочки нет.

Я тебе

черного кофе секрет,

ты мне —

черную бабочку?

— Ну конечно же, Перс!

Приеду в Москву —

сразу куплю тебе черную бабочку,

пришлю бандеролью.

И вот

лежит на ладони моей

черная бабочка…

А столовка пустая.

Перс неделю как умер.

И если бы я уже тоже умер —

всего нашего разговора как бы не было,

и столовки тоже скоро не будет —

ее сломают.

Осталась лишь эта

черная бабочка,

проклятая черная бабочка

да, может быть, эти самые строчки…

ПЛАВАНЬЕ В МОРЕ ЗИМОЙ

О, разбежаться

броситься

в зеленый сугроб волны!

И –

обжечься им,

вынырнуть

с другой его стороны.

Увидеть

нарастающий

над головою

вал —

его собой протаранить,

чтоб новый

навстречу встал.

Успеть

соленое солнце

судорожно глотнуть

и снова нырять сквозь волны,

а после —

в обратный путь.

…Холодное, зимнее море,

полная солнца грудь!

ГОРОД В ГОРАХ

Горы

темнее ночи

стоят по краям долины.

И сквозь

синий ночной туман

кверху

огни проносят автомашины

между недвижных звезд

и огней горожан.

Вот грузовик последний

гаснет за перевалом.

Чей-то полночный посвист

умолк в садах…

Кто-то по переулку

с палкой прошел устало,

кто-то встал на крылечке,

башку задрав.

…Тихо

мерцает город

по темным склонам.

Ночью

расслышать можно издалека,

как из ущелья к морю

со всем разгоном

бурно

по дну долины

бежит река.

КАТЕРОК

По ночному Днепру на катере

проплывал я, штурвальчик ворочал, обгоняли меня фарватером

фонари и фонарики ночи.

Наплывала тьма треугольная.

Три огня голосили: — Уйди! —

И оглядывался невольно я,

оставляя баржу позади.

И, подобно барже многотонной,

мой рокочущий катерок

нес по правому борту зеленый,

слева красный горел огонек.

В небе черном — подсолнухеспелом—междутысяч натыканных звезд

моя мачта с фонариком белым возвышалась во весь свой рост.

Как жалел я, что нет компаса,

освещенного светом планет!

Только с берега звал подпасок:

— Эй, на катере, спичек нет?

И пустым становился туристский

этот рейс на ночном катерке

без особенной цели, без риска,

со штурвальчиком детским в руке.

ОСТАНОВКА В ПУТИ

Сеется дождь

над притихшей округой,

над поселком далеким,

над близким лесом.

Возникает, расходится

круг за кругом

по глади воды белесой.

…Сколько уже.стою, укрыт

в тени дождя — под нависшей кроной.

Только время летит,

только дождик бубнит

надо мною

в листве зеленой…

Сухо.

Тихо.

Это было

с кем-нибудь

когда-нибудь….

Птица вдруг заговорила —

что-то вспомнила.

Забыла.

Смолкла.

Прогудел за лесом

железнодорожный путь.

И опять лишь дождь со звоном

над округою в пути.

Что же, берегом зеленым

надо бы к огням идти.

Светятся вдали.

Над рекою —

дым…

Сумерки земли,

сумерки воды.

ПЕРЕЛЕТ НА ЮГ

Наконец мы приземлились

там, где март с ума сошел,

где деревья заблудились

между девушек и пчел.

Отворялись окна в школах,

и, ослепнув от лучей,

птицы, бабочки и пчелы

натыкались на людей.

В этот день из канители

вдруг родился жаркий день,

день, когда искали тени,

хоть искать-то было лень.

Распустив на ветках звезды,

цвел миндаль и абрикос.

Над землей струился воздух

и зеленой травкой рос.

И цыганка у вокзала,

вкусно закурив табак,

по ладони мне гадала.

Не за деньги. Просто так…

СКВОЗЬ ГРОХОТ волн..

Сквозь грохот волн

весенний посвист птиц!

Мне двадцать восемь лет,

и морю

нет

границ.

Не узнанный никем,

иду я вдоль прибоя.

Пригрелось на щеке

солнце голубое.

К теплу я не привык.

Но солнце будет длиться,

пока его на миг

вдруг не закроет птица…

И снова солнца власть

и волн косматых дым…

Не плача. Не смеясь,

я выжил молодым.

Сквозь бурю птичий крик

на голом берегу.

…Смеяться я отвык,

а плакать — не могу.

СРЕДЬ НОЧИ

Я сплю и смутно ощущаю,

как что-то в жизни просыпаю,

а что—и не подозреваю,

но с грустью чувствую—теряю.

Я смутно чувствую во сне,

что ночью жизнь моя проходит.

И вдруг свежо проснуться мне,

как мальчику на пароходе.

* *

Когда опустится над морем вечерняя прохлада мира

и гавань в дыме и тумане поднимет первые огни,

два грузчика с пустого пляжа, смыв солью моря соль работы, идут к портовому детсаду, который в сумерках белеет.

Там два притихших пацаненка своих отцов всех позже ждут. Отцы на плечи их сажают,

домой по улицам проносят

под фонарями и огнями,

среди шуршания машин.

И публика на тротуарах

наверх завистливо косится,

там, где на уровне деревьев

два мальчугана проплывают.

ЗЕЛЕНАЯ СТРЕЛА

Летит зеленая стрела…

С туманных детских дней

стрела зеленая была

спутницей моей…

Она возникла, как мотив,

и мимо глаз прошла…

И я вдруг замер, повторив:

—Летит зеленая стрела,

зеленая… стрела…

С тех пор везде,

с тех пор всегда,

пронзая все года,

летит зеленая стрела…

Откуда? И куда?

Не знаю… Но она со мной.

И не страшна печаль,

пока зеленою стрелой

посверкивает даль.

И не боюсь я в трудный час

вопросов:

— Как дела?

Еще ты веришь, что летит

зеленая стрела?

Я знаю—мир совсем не сер

и жизнь совсем не зла,

пока в пути,

пока летит

зеленая стрела!

ДЛИННЫЙ ДЕНЬ НА ШЛЮПКЕ

«Боги не засчитывают в счет жизни

время, проведенное на рыбной ловле».

(Надпись, высеченная на древних

ассирийских плитах)

1

На рассвете два человека

из разных концов города

добираются к устью морской реки,

где их ожидает шлюпка.

Один шагает пешком,

размахивая руками,

проводит рукой мимоходом

подомов ноздреватым стенам

(это морской песчаник),

по занозистым доскам забора,

где вдруг появилось гладкое поле

(афиша «Цирк лилипутов»),