Невидимая сторона. Стихи

по узловатым стволам кипарисов

(как их любил Ван-Гог!).

В другой руке он стыдливо несет

прозрачную сумочку, как курортник,

с четным количеством красных яблок,

четным количеством бутербродов…

Это — ты.

Другой на попутном грузовике

едет от мазанки над обрывом,

где его приютил абхазский художник.

Он держит под мышкой пакет квадратный,

в котором завернута снасть морская.

В нагрудном кармане серой рубахи

сверток спичек и сигарет.

Это — я.

И когда я выскакиваю из кабины,

магнитная сила Приключения

заставляет меня убыстрять шаги,

и, ужасаясь

(а вдруг ты проспал!),

скорей

сквозь кусты прорываюсь к реке.

…В шлюпке, спущенной на воду,

ты шатко, как стрелка весов,

стоишь и вставляешь

тяжелые весла в уключины.

2

Всей силой течения

река

выстреливает

шлюпку в море,

в пустынный и сиреневый рассвет…

И это время меж рекой и морем—

лишь время между выдохом и вдохом.

Нас пресная вода

выносит мимо

сонливых ив,

пустынных яхт

и свиста ранней птицы.

(Эй, правым правь веслом—

не то

нас разобьет о бар песчаный!)

Спиною к морю

и лицом

ко мне

сидит товарищ,

и правым правит он веслом—

река несет нас в море.

И нам по тридцать с лишним лет,

а город спит воскресный,

где неудачниками нас кое-кто считает:

я —не богат, ты —не женат…

Река несет нас в море.

Оттянут далеко исток

от всей дуги залива,

зато всей силой ледников

высокогорных

стрела реки

выносит нас

в светлеющее море!

3 

Вдох

воздуха морского…

Тишина.

Но шлюпка

инерциею пресных вод

еще скользит морской соленой гладью

и замирает…

Море пусто.

Лишь натянувши якорную цепь,

белеет теплоход среди залива.

Должно быть, сладко в свежих спать

каютах

туристам-немцам

здесь, на внешнем рейде.

С кормы перегибаюсь

и ладонью

зеленое зачерпываю море.

Оно течет меж пальцев.

До лица

я доношу лишь горькую прохладу,

и влажный лоб

становится челом

и чует каждое

движенье ветра.

… Мы уплываем в нашей синей шлюпке

на поиск глубины.

4

Не какая-то там

псевдопоэтическая глубина.

Нам нужна

стометровая тайная глубина,

где в самом северном

из южных морей

кружат рыб косяки,

словно стаи земных голубей.

Нетерпение древних

пробуждается в нас,

голос предков голодных

грести не дает. Весла мокрые

на борт скорее кладу.

Штиль просоленным солнцем

футболит в глаза сквозь ресницы…

И уже дно морское

незримой рукой тяготенья

тянет грузик свинцовый к себе,

а за ним всю лесу самодура,

где двенадцать крючков, словно древки

с разноцветными флагами перьев

петушиных,

утиных

и особенно сойки—

голубых, словно флаги ООН.

Налетай, любопытные рыбы!

Перед смертью

увидите небо!..

5

…Футболит море

солнцем

сквозь ресницы.

Нам сразу

восемнадцать лет

и тридцать.

Над разными глубинами

нас носит.

Течение коварное

нас сносит.

Меняются под шлюпкою

глубины,

где камбалы

свои горбатят спины,

где, синеву прозрачную

пронзая,

краснеет пятнышками

барабулек стая.

Где рыба чудная,

не видана ни разу,

вдруг тайною морской

предстанет глазу…

Забыты люди,

город, речка, пляжи.

Пронзают море

самодуры наши.

Крючки играют,

перья зазывают.

Но рыбы нет сегодня.

Что ж, бывает…

Десятка два ставрид—

и вся добыча.

Товарищ говорит:

напрасно хнычешь,

ведь море мудро—

больше нам не надо.

Старик Нептун

замкнул сарай рыбсклада.

6

Ничего нам не надо!

После долгой и трудной зимы

так вот

плавать вокруг

синей шлюпки,

влекомой теченьем и ветром…

Ничего нам не надо!

Лишь бы матери наши

не умирали

и не волновались за нас

и не знали,

что мы плаваем

над глубиной стометровой.

Ничего нам не надо!

Не ушла наша юность

в те горькие годы…

Море нам возращает

сполна —

восемнадцать лет.

Это чудо —

вот так

плавать в море открытом,

в самом северном море

из южных морей.

Ничего нам не надо!

Ныряем подобно дельфинам

возле шлюпки высокой,

влекомой теченьем и ветром,

забываем, что нам

все же тридцать,

и все дальше относит

от благополучного берега…

7

…Мы озираемся вокруг-

где город?

Скрылся город

за выпуклою грудью моря…

Лишь слева длится берега полоска

с игрушечным мостом.

…То мост огромный,

железнодорожный!

Он в нескольких десятках

километров

от города!

Он далеко от нас!

Товарищ мой

хватается за весла!

— Вот это отнесло

так отнесло!

— Не торопись,—

ему я говорю.—

Давай-ка яблоки и бутерброды,

после купанья

надо подкрепиться,

тем более

перед морской дорогой,—

И яблоком ядреным

я хрущу

и черным хлебом

вкусно заедаю.

А мой товарищ

все-таки упрямо

колотит веслами

по телу моря,

отпихивается

от синей глуби,

оглядывается

на мост далекий.

А мост

ни с места—

все напротив нас.

-Садись-ка за еду,

а я — за весла,—

я другу говорю,

набивши в трубку

табак от сигареты…

И сажусь

и весла,

словно крылья,

расправляю

раз,

другой

и третий.

И с торжеством

кошусь на мост далекий.

А мост

ни с места—

все напротив нас…

—Сила течения равна

силе гребца,—

смущенно говорю я другу,—

бери весло,

давай грести вдвоем.

Чуть гнутся весла крепкие,

и море

шипит

под килем движущейся шлюпки…

И некогда

горячею рукою

сбить

ледяную каплю пота,

ползущую по жаркому виску.

Безмолвные,

спиной к движенью сидя,

мы выгребаем

под чугунным солнцем.

И жаждут руки

опуститься в воду,

в забортную прохладу синевы.

Но стоит только

опустить нам весла—

течение

назад

отодвигает,

и снова слева

виден этот мост…

против течения,

назло стихиям

есть доблесть Человечества!

8

И ярость

Нами вдруг овладевает,

похожая на радость…

Ведь идти

И каждый есть человек

лишь в той упрямой мере,

насколько он отважен

против

слепого

полета времени,

судьбы,