Читаем Невидимый человек полностью

С других этажей бывшие жильцы в загадочном свете фонариков уже неслись вниз мистическими скачками через пять-шесть ступенек. На каждом этаже, где я оказывался, полыхал дымный огонь. Теперь на меня нахлынула какая-то неистовая экзальтация. Они это провернули, думал я. Сами все организовали и выполнили намеченное. Как решили, так и поступили. Оказались готовы к самостоятельным действиям.

Сверху послышался громоподобный топот; кто-то прокричал:

— Не останавливайтесь, черт подери, там наверху сущее пекло. Кто-то распахнул дверь на чердак — языки пламени так и скачут.

— Шевелись, — поторопил Скофилд.

Я сдвинулся с места, почувствовал, что выронил какую-то вещь, и только на середине следующего лестничного пролета сообразил, что лишился портфеля. На какое-то мгновение я заколебался, но он прослужил мне слишком долго, чтобы теперь его бросить.

— Бежим, дружище, — прокричал Скофилд, — с огнем шутки плохи.

— Секунду, — сказал я.

Мимо несся мужской табун. Я нагнулся, вцепился в перила и плечами стал пробивать себе путь против людского потока, методично обшаривая каждую ступеньку лучом фонарика, и наконец нашел — облепленный раскрошенной штукатуркой, он лежал кожаным боком на маслянистой ступеньке; сунув его подмышку, я развернулся, чтобы припустить вниз. Масло легко не отойдет, с огорчением думал я. Но случилось то, что маячило в темном углу моего сознания: то, что я предвидел и пытался донести до комитета, но не был услышан. Я бросился вниз, сотрясаемый неистовым волнением.

На площадке стояло целое ведро керосина; я подхватил его и сгоряча швырнул в какую-то охваченную пожаром комнату. Дверной проем заполонило дымное пламя, которое потянулось наружу, так и норовя меня лизнуть. Я ринулся вниз, кашляя и задыхаясь. Они провернули это сами, повторял я, сдерживая дыхание: спланировали, организовали, устроили поджог.

Я выскочил на воздух, под взрывные звуки ночи и даже не понял, кому принадлежит этот голос: мужчине, женщине или ребенку, но в то мгновение, когда я остановился на пороге с полыхающим позади меня дверным проемом, я услышал, как ко мне обращается по моему принятому в Братстве имени некий голос.

Как будто меня пробудили ото сна, и я секунду стоял там, прислушиваясь к голосу, почти потерявшемуся в гомоне криков, воплей, тревожной сигнализации и сирен.

— Круто, правда, брат, — обратился ко мне он. — Ты говорил, что возглавишь нас, ты ведь правда это говорил…

Я направился вниз по улице, шел медленно, но был обуреваем лихорадочной необходимостью оторваться от этого голоса. Куда запропастился Скофилд?

Глаза поджигателей, белых в освещаемой пламенем темноте, были направлены на здание.

Но тут я услышал:

— Как ты сказала, женщина: кто это такой? — И она с гордостью повторила мое имя.

— Куда он делся? Найдите его, черт подери, он Расу нужен!

Я проник в толпу: медленно, плавно зашел в темную толпу, напрягшись всей поверхностью моей кожи, похолодев спиной, присматриваясь, прислушиваясь к колыханию взмокших тел, к жужжанию разговора вокруг меня, и осознавал, что теперь, когда мне охота их видеть, когда мне нужно их видеть, возможности такой у меня нет; я мог лишь осязать их темную массу, стремящуюся в темную ночь, их черную реку, что взрыхляла черную землю; и, вероятно, Рас или Тарп двигались рядом со мной, но мне это было невдомек. Я слился воедино с этой массой, текущей средь уличного мусора; я переступал через лужи масляно-млечные, и личность моя взорвалась. Потом я оказался в соседнем квартале, виляя из стороны в сторону, слыша их голоса в толпе у себя за спиной, пробиваясь сквозь рев сирен и охранной сигнализации, чтобы влиться в еще более стремительную толпу, и шагал дальше, полупешком, полубегом, пытаясь оглянуться и недоумевая, куда делись остальные. Сейчас там, позади, стреляли, а в зеркальные витрины летели мусорные баки, кирпичи и куски металла. Я продвигался, чувствуя какую-то гигантскую силу. Работая плечами, я протиснулся на обочину, остановился в каком-то дверном проеме и смотрел, как они идут, находя теперь некоторое оправдание в мыслях о звонке, который меня сюда привел. Кто звонил: кто-то из районного отделения или кто-то из праздновавших день рождения Джека? Кому в районе я понадобился после того, как стало слишком поздно? Так и быть, отправлюсь туда прямо сейчас. Посмотрю, что теперь думают великие умы. Или хотя бы где они и к каким глубоким выводам приходят? К каким урокам истории — задним числом? А тот грохот в телефонной трубке: было ли это началом или Джек просто уронил свой глаз? Я пьяно расхохотался, от взрыва смеха заболела голова.

Внезапно стрельба прекратилась, и в наступившей тишине слышались звуки голосов, шагов, трудов.

— Эй, приятель, — произнес кто-то рядом со мной, — ты теперь куда?

Это был Скофилд.

— Тут уж либо бежать, либо в луже лежать, — сказал я. — Я думал, ты задержался там, позади.

— Я — пас, чувак. Там через два дома от нашего полыхнуло, пришлось пожарную команду вызывать… Дьявольщина! Черт! Если бы не этот грохот, я б поклялся, что все эти пули — комары.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Классическая проза ХX века / Историческая проза