Невилл Чемберлен

Но плутом половчее оказался Иоахим фон Риббентроп, который вырвал свой личный дипломатический триумф из рук Геринга. Маршал через опять-таки своего посредника, на этот раз шведа Далеруса, в середине августа 1939 года вел переговоры о возможности своего визита в Британию, в Чекере, где он мог бы поговорить непосредственно с премьер-министром Чемберленом. С Далерусом в ту августовскую неделю общался лорд Галифакс, и вряд ли нужно говорить, что переговоры эти никаких плодов не принесли. А полковник Бек, несмотря на то, что в начале августа разразился новый кризис в германо-польских отношениях, оставался беспечным и запрашивал у Лондона, как стоит себя вести польскому послу в сентябре, во время традиционного партийного съезда в Нюрнберге. Ночью 23 августа 1939 года в Москве рейхсминистр фон Риббентроп подписал свой знаменитый пакт с наркомом иностранных дел Молотовым в присутствии товарища Сталина. Далее события закружились стремительно.

Чемберлен отреагировал на это личным письмом Гитлеру, которое повез ему в Берхтесгаден посол Гендерсон. «Очевидно, известие о германо-советском соглашении воспринято в некоторых кругах Берлина как показатель того, что вмешательство Великобритании в польские дела больше не является обстоятельством, с которым приходится считаться. Большей ошибки нельзя было бы допустить. Какой бы характер ни носило германо-советское соглашение, оно не может изменить обязательств Великобритании в отношении Польши, о которых правительство Его Величества неоднократно и открыто заявляло публично и которые намерено соблюдать. <…> Высказывалось мнение, что если бы правительство Его Величества заняло более определенную позицию в 1914 году, можно было бы избежать большой катастрофы. Верно или неверно такое предположение, но правительство Его Величества убеждено, что на этот раз такого трагически неправильного понимания ситуации не будет. <…> Таким образом, сделав наше положение совершенно ясным, я хочу повторить Вам свое убеждение, что война между нашими двумя народами была бы самым большим бедствием, которое могло произойти. Я уверен, что этого не желают ни наши люди, ни Ваши, и я не нахожу, что вопросы, возникающие между Германией и Польшей, не могут быть решены без использования силы. <…> Мы были и в любом случае будем готовы помочь в создании условий, в которых такие переговоры могли бы состояться и в которых стало бы возможным одновременно обсудить более широкие проблемы, затрагивающие будущее международных отношений, включая вопросы, представляющие интерес и наш и Ваш. <…> Если возникнет необходимость, правительство Его Величества полно решимости и готово использовать все вооруженные силы, которые имеются в его распоряжении, и невозможно предвидеть, каким будет конец однажды начатых военных действий. Было бы опасной иллюзией думать, что если война начнется, то закончится быстро, даже если успех будет достигнут на одном из нескольких фронтов, на которых придется биться. Ввиду тяжких последствий для человечества, которые могут последовать в результате действий руководства, я надеюсь, Ваше превосходительство, что Вы с величайшей осмотрительностью взвесите доводы, приведенные мною».

Гитлер, получив письмо, долго беседовал с Гендерсоном, извергая свой гнев на бессовестных поляков, как прошлой осенью он клеймил чехов и лично Бенеша, говорил, что искренне старался на благо англо-германских отношений, но более Чемберлену не доверяет, так как видит, что его основной целью является война с рейхом[511].

25 августа Галифакс и Рачиньский, посол Польши в Лондоне, подписали договор о взаимопомощи. Документ предполагал немедленную помощь партнеру, «вовлеченному в военные действия с европейской державой в результате агрессии последней» (статья 1) или «любого действия европейской державы, которое явно ставит под угрозу, прямо или косвенно, независимость одной из Договаривающихся сторон» (статья 2)[512]. Фактически соглашение это войну вовсе не отодвигало, как хотелось бы Чемберлену, а, наоборот, приближало. Того же 25 августа Гитлер вызвал к себе Гендерсона, которому передал письмо для британского правительства. Тот в свою очередь моментально переправил его в Лондон, куда вылетел и сам для консультаций по возможному ответу. В этом письме фюрер говорил о том, что германо-польский вопрос должен быть урегулирован в ближайшее время, независимо оттого, какими и с кем обязательствами связана Польша, оказавшаяся запертой между Советским Союзом и рейхом, объявившими себя союзниками. Также говорилось, что новая война будет куда страшнее и разрушительнее войны 1914–1918 годов, но что фюрер по-прежнему искренне желает соглашения с Великобританией и что это его последнее предложение мирного соглашения с Британской империей.

Вот как описывал все события сам премьер-министр, получивший этот ультиматум Гитлера, в письме сестре 27 августа: