Невилл Чемберлен

В ответе для Гитлера, который посол Гендерсон повез 28 августа в Берлин, было следующее: в то время как обязательства правительства Его Величества, данные Польше, остаются в силе, указывалось, что польское правительство было готово вступить в переговоры с немецким правительством для разумного решения предмета спора на основе охраны существенных интересов Польши и международной гарантии урегулирования в конечном итоге. Правительство Его Величества соответственно предлагало, чтобы следующий шаг был инициированием прямых обсуждений между польскими и немецкими правительствами на этой основе и принятии непосредственных шагов, чтобы снять напряжение. Кроме того, правительство Его Величества обязалось использовать все свое влияние в целях содействия решению, которое могло бы быть удовлетворительным для обеих сторон и которое подготовит путь к переговорам более широкого спектра вопросов между Великобританией и Германией, чего и желали обе страны. Наконец, после ссылки на ограничение вооружений правительство Его Величества указало, что, тогда как справедливое урегулирование польского вопроса могло бы открыть путь к миру во всем мире, отказ выполнить это разрушит надежды на лучшее понимание между нашими странами и погрузит целый мир в войну.

Гитлер получил этот текст от Гендерсона около 11 часов вечера 28 августа. Он попросил срок для обсуждения данного послания со своим правительством, на что посол, убежденный в том, что предложение его правительства максимально лаконично и все еще можно исправить, с надеждой согласился. Ответ же фюрера надежд миру, казалось, не оставлял. В ультимативной форме в нем было указано, что 30 августа в Берлине ждут польского эмиссара, способного вести переговоры по Данцигу и коридору, а от Лондона ждут полного забвения Версальского соглашения. Послу документ был передан в 19.15 29 августа, с учетом шифрования телеграмм такого порядка в лучшем случае премьер-министр получил бы его вновь к завтраку 30 августа, то есть непосредственно в тот день, когда в Берлин уже должен был отправиться для переговоров представитель Польши. Разумеется, такие предложения рейха теперь выглядели издевкой. Все же Гендерсон не растерялся, пригласил к себе польского посла в Берлине, передав ему всю информацию, а сам снесся с Галифаксом, и скорый приблизительный ответ британского правительства имел уже к четырем часам утра 30-го числа.

30 августа Гендерсон только и делал, что передавал ответы и Форин Оффиса, и лично Чемберлена, который уведомлял Гитлера о том, что послал в Варшаву предупреждение об опасности пограничных инцидентов (а пресса каждый день расписывала зверские убийства немцев поляками), и от всего правительства. Итоговый разговор у британского посла с рейхсминистром иностранных дел фон Риббентропом состоялся около полуночи и окончился скандалом, эти двое никогда не ладили, а теперь и вовсе чуть ли не готовы были подраться. Было ясно, что теперь война неизбежна. 31 августа Геринг пообещал лично сбросить цветы на могилу посла, если люфтваффе разбомбит его дом[514]. Галифакс же отправил письмо Папе Римскому, в котором просил его помолиться о мире.

Что творилось в эти дни с Невиллом Чемберленом, можно только догадываться, он опишет свое состояние позднее сестре. В девять утра 1 сентября 1939 года Кэдоган пошел на Итон-сквер будить лорда Галифакса, которому вкратце рассказал, что с семи утра получает сообщения о том, что немецкие войска перешли польскую границу. Галифакс, естественно, отправился на Даунинг-стрит. Однако даже заявить сразу же о том, что Британская империя вступает в войну, премьер-министр Чемберлен не мог.