В середине августа германский вермахт начал маневры, которые в любую минуту могли спровоцировать чехословацкую агрессию. 31 августа 1938 года Франция начала стягивать войска к линии Мажино. Ситуация из критической превратилась в поистине угрожающую. Однозначного ответа от Рансимена из Праги не было, и тогда премьер-министр Чемберлен решается на чрезвычайный и беспрецедентный шаг. «Положительно ужасно думать, что судьба сотен миллионов зависит от одного человека (Гитлера. —
Чемберлен всегда считал, что только путем прямых переговоров, глаза в глаза, можно добиться действительного соглашения. Он вместе со своим советником сэром Хорасом Уилсоном разработал знаменитый план с литерой «Z», план, который должен вступить в силу в самый критический момент.
Сентябрь 1938 года для британцев да и для всех европейцев напоминал «один затянувшийся ночной кошмар», как охарактеризовал происходящее премьер-министр. На улицах рыли траншеи, детей учили надевать противогазы, здания были обложены мешками с песком. Правительство выпускало брошюры, как вести себя в случае бомбежки. Европа едва опомнилась от ужаса войны двадцатилетней давности и, казалось, вот-вот вновь будет ввергнута в сражения, которые теперь, с развитием военной мысли, обещали быть куда страшнее.
Люди были испуганы, на Даунинг-стрит, 10, поступали тысячи писем с просьбами остановить весь этот ужас. 7 сентября лондонская «Таймс» вышла с требованием предоставить Судетской области автономию. Еще лучше постаралась ротермировская «Дейли мейл». «Дейли мейл… <…> вчера написала, что «в полночь» мы сделали «драматический шаг» и отправили Гитлеру ультиматум о том, что, если он применит силу, мы должны сразу объявить войну, из всего, что писали, это было наиболее необоснованным и вредным. Я должен был послать срочные телеграммы в Париж, Прагу и Берлин, чтобы опровергнуть это. Я полностью понимаю, что если в конечном счете все пойдет не так, как надо, и начнутся агрессивные действия, найдутся многие, включая Уинстона, которые скажут, что британское правительство должно нести ответственность за это. И что наше правительство должно теперь иметь мужество сказать Гитлеру, что в случае применения силы мы вынуждены будем сразу объявить войну, которая остановила бы его. <…> Но есть другое соображение, которое, конечно, не могут иметь в виду наши критики, это — план, в основе которого, я думаю, ты увидела бы комедию. Время для него еще не пришло, и всегда сохраняется возможность, что Гитлер будет действовать так неожиданно, что опередит нас. Это риск, который мы должны взять на себя, но тем временем я не хочу делать что-либо, что разрушило бы наши шансы на успех. Потому что если план будет действовать, все выйдет далеко вне существующего кризиса и сможет дать возможность для полного изменения международной ситуации. <…> Интересно, что произойдет, прежде чем я напишу тебе снова»[416]
, — интриговал в письме сестру Чемберлен.Дипломаты, чьей непосредственной обязанностью было урегулирование этой ситуации, теперь уже не могли ничего решить. Лорд Рансимен должен был вернуться в Лондон только 16 сентября. Но уже 12-го числа Гитлер в своей речи решительно требовал, чтобы судетским немцам была предоставлена автономия, иначе он готов будет начать войну. 13 сентября Конрад Генлейн прекратил переговоры с пражским правительством и бежал в рейх. Премьер-министр Чемберлен понял, что наступил самый критический момент. 14 сентября 1938 года фюрер германского народа, полагавший, что Чехословакия уже у его ног и он победно въедет в Прагу на танке, получил телеграмму, которая гласила:
«Ввиду усиливающейся критической ситуации предлагаю немедленно нанести Вам визит, чтобы сделать попытку найти мирное решение. Я мог бы прилететь к Вам самолетом и готов отбыть завтра. Пожалуйста, сообщите мне о ближайшем времени, когда Вы можете принять меня, и о месте встречи. Я был бы благодарен за очень скорый ответ.
Невилл Чемберлен».
РАЗБОР ПОЛЕТОВ:
БЕРХТЕСГАДЕН — ГОДЕСБЕРГ — МЮНХЕН
(1938)
В конечном счете репутация Чемберлена, его общественные деяния будут так или иначе зависеть от оценки Мюнхена и политики умиротворения. Ожидать чего-то принципиально другого — будто надеяться на то, что Понтий Пилат когда-нибудь будет рассматриваться как успешный администратор провинции Римской империи[417]