Джонс поставил глубокую серебряную миску на середину стола и принялся опорожнять в неё банки и бутылки с разными жидкостями и смесями, проверяя консистенцию и цвет, как настоящий повар. Вскоре едкая вонь наполнила фургон, и зелье, больше напоминавшее грязь, закипело. Даже с открытыми окнами Руби не выдержала таких ароматов; скакка чихнул и заскулил в своей клетке.
Руби вывела его в поле погулять и потренироваться в новых командах. На обратной дороге к фургону скакка остановился, рыгнул и снова вырос. Его красные глаза блестели в темноте почти уже вровень с лицом Руби. Он с такой силой натянул поводок, что ей пришлось идти намного быстрее, чтобы не отстать от него. Она нащупала в кармане куртки свисток и крепко сжала его, от всего сердца благодаря щедрого Минкса.
Оказалось, что Джонс задремал, смешно прижавшись лицом к окну. Фургон блестел чистотой, но вонь ещё не выветрилась, и Руби наморщила нос. Джонсу снился сон, он вздрагивал. Когда скакка чихнул, он проснулся и сразу вскочил. Его уставшие глаза широко раскрылись, и он ошалело огляделся, прежде чем вспомнил, где он. Затем показал на пузырёк на столе.
– Я же говорил, что сделаю сильверин, – сказал он гордо.
В пузырьке была серебряная пыль. Джонс встряхнул его хорошенько, и порошок зашипел, заискрился, каждая гранула затрепетала, словно крохотная рыбка.
– Для чего он?
– Увидишь. Готова?
– Джонс, можно мне взять скакку?
Джонс нахмурился.
– Но, Руби…
– Он прекрасно слушается свистка. И посмотри, какой он большой. Как раз пригодится, если мы столкнёмся с кем-то покрупнее малого гобболина.
Джонс снова встряхнул пузырёк, и серебряная пыль взметнулась за стеклом.
– Хорошо, – сказал он. – Но надеюсь, он действительно слушается тебя. – Он встал и натянул пальто. Затем посмотрел на часы. Уже больше одиннадцати. – Поспешим, путь неблизкий.
– Можно использовать шлепковую пыль.
Джонс задумался.
– Со скаккой?
– Конечно, – сказала Руби. – Он готов.
– Уверена?
Руби кивнула.
– Только мне надо его напоить, надеть шлейку и самой приготовиться. Подождёшь?
Джонс заворчал и нащупал пузырёк со шлепковой пылью в кармане пальто, затем направился к двери.
– Пять минут, – сказал он.
Когда Джонс захлопнул за собой дверь, Руби постояла минутку и сунула руку в карман. Она достала пузырёк Слупа с зелёными каплями везения и откупорила его.
– На счастье, – шепнула Руби скакке. – Однажды они уже сработали. Мы нашли зацепку в этом дурацком городе, почему бы не воспользоваться ими ещё разок.
Она откинула голову и капнула одну-единственную каплю на язык. Скакка заскулил.
– Это не для тебя, – сказала Руби, пряча пузырёк обратно в карман. – И не говори Джонсу, – добавила она, хмуря брови. – Он не знает, что я стянула их у великого Саймона Слупа, – она проговорила это имя с презрительной усмешкой.
– Батюшки мои, – сказал револьвер, когда Руби пристёгивала кобуру. – Не поздоровится тебе, если Джонс узнает, не говоря уже про этого вашего Слупа.
– Нам тоже не поздоровится без этих капель, – прошипела Руби. – Или ты не заметил, что мы в Грейт-Уолсингеме?
Дверь открылась, и Джонс сунул голову в фургон.
– Что тут происходит?
– Ничего особенного, просто болтаю с револьвером. Всё никак не нарадуется новой кобуре. – Револьвер заворчал, а Руби направилась к двери со скаккой на поводке.
Красные глаза пса горели, как фонари из тыквы, когда Джонс насыпал круг шлепковой пыли вокруг них троих. Пёс волновался и всё старался броситься вперёд и обнюхать коричневую пыль, его длинный язык раскручивался, будто флаг, чтобы попробовать порошок на вкус. Было нелегко усмирить столь мощного зверя, и ему всё же удалось слизнуть немного шлепковой пыли, которую он с отвращением выплюнул.
– Уйми его, пожалуйста, а то вернётся обратно в клетку, – проворчал Джонс и насыпал ещё пыли, чтобы заполнить круг. Руби просвистела команду, и скакка сел, брезгливо отфыркиваясь.
Когда шлепковая пыль зашипела, Руби крепко стиснула поводок, и в следующее мгновение они уже стояли в рощице, где они впервые заметили малого гобболина. Скакка сидел рядом с ней, вилял хвостом и оглядывался, радуясь новым запахам, и, похоже, волшебное путешествие ему вовсе не повредило.
– Идём, – сказал Джонс; он уже шагал к деревьям и парку.
Когда они добрались до улицы, где исчез малый гобболин, фонари светились ярко-оранжевым светом, отчаянно стараясь сдержать полуночный мрак. Занавески на всех окнах были опущены, ставни закрыты, город погрузился в сон. В тишине Руби казалась себе большой и неуклюжей, она изо всех сил пыталась не шуметь. Даже скакка притих.
Джонс откупорил пузырёк и высыпал горсть сильверина. Порошок затрепетал у него на ладони.
– Вставь пробку обратно, пожалуйста, – сказал он, и Руби взяла у него пробку и воткнула её в пузырёк, до того как оставшаяся серебристая пыль выпорхнула из горлышка. Оглядевшись по сторонам, не идёт ли кто, Джонс подбросил сильверин в воздух. Он взвился облаком и стал выделывать зигзаги, словно стайка пёстрых рыб.
– Что он делает? – шепнула Руби; скакка подпрыгивал, чтобы ухватить лапой блестящие гранулы.