Невозможно в это поверить, но…

— И даже разговаривал. Он меня посвятил в некоторые детали операции «Песок». К сожалению, принять участие в ее завершении я не мог по озвученной причине.

— Но вы же обещали нам помогать.

— Вы тоже много чего мне обещали. Где мои десять красивейших наложниц, и где десять скакунов ахалтекинцев? Молчите? А я все это время ждал, когда вы начнете выполнять свои обязательства. Я свои обещания полностью выполнил.

— И зашли слишком далеко. Кто вас просил принимать участие в боях с нашими войсками? А если бы вы погибли, тогда вся комбинация пошла бы насмарку, нас ждал провал операции.

— А разве операция не провалилась?

— Вы давно уехали из Тегерана?

— Уже больше месяца.

— Тогда я вас могу поздравить. Ваш дед убит, а в ближайшее время Пол захватит шахский дворец и вручит вам трон, готовьтесь принять власть, Ваше Высочество. С юга на столицу движется несколько тысяч наших солдат во главе с полковником Гисборном. Здесь мы, конечно, потерпели поражение, но в целом можем праздновать победу. Так что ваши предосторожности с лишением меня подвижности излишни, мы с вами союзники, и в скором времени начнем теснее сотрудничать. Развяжите, наконец, меня, и накормите, со вчерашнего дня ничего не ел.

— А кто кроме Гисборна и Джефферсона еще привлечен на завершающей стадии операции?

— Теперь я могу вам сказать, это наш посол и представитель Премьера. Из ваших подданных — министр финансов Шамсид. Он должен обеспечить беспрепятственный проход группы Джефферсона во дворец.

— С вами еще кто-то был в составе разбитой группы войск?

— Я один, поскольку секретность операции очень высока, кого-то посвящать в детали директор МИ-6 посчитал излишним.

— Не верю.

— Махмуд, помоги сэру Хиггинсу вспомнить, — приказал я.

Молниеносным движением Махмуд без затей воткнул тонкий кинжал в колено Джима.

Хиггинс взвыл и задергался на стуле. Мой отец побледнел, но не проронил ни слова.

— Ну же, Джим, говорите, неужели вам нравится испытывать боль?

— Вы дикарь, Ваше Высочество! Я с вами разговариваю откровенно, а вы увечите меня!

Подойдя ближе, я покачал кинжал в колене Джима, вызвав очередную порцию криков. Видно возраст сказался, британец потерял сознание. Похлопав по щекам, вернул его к действительности.

— Облегчите душу, сэр, станет легче, и кинжал из ноги достанем.

— Доставайте проклятый кинжал! Вместе со мной, переодевшись унтер-офицером, сдался в плен капитан Генри Тернер. Его легко узнать среди наших солдат по рыжим волосам на голове.

— Ибрагим, найди капитана, и помести в другую комнату, с ним поговорим позже, — кивнул телохранителю.

— Ваше Высочество, — позвал меня Махмуд, — посмотрите, что я нашел в подкладке кителя.

На столе лежали несколько листов, исписанных мелким почерком по-английски. Просмотрев их, понял, что текст зашифрован, поскольку Хиггинс не стал бы прятать обычные стихи.

— Где ключ к тексту?

— Какой ключ? — морщась от боли, сказал Джим. — Это просто стихи, которые я решил сохранить, их написала моя дочь.

— Сэр, у вас никогда не было дочери, есть незаконнорожденный сын, которого вы, кстати, до сих пор не признали. Не усугубляйте свое положение. Говорите честно, а то я буду вынужден перейти к более жесткой форме допроса.

— Больше ничего вам не скажу, так с союзниками не поступают.

— Не хотите говорить сейчас, и не надо, вами займется Махмуд. Когда вы станете похожим на стейк, говорить будет поздно, ваш коллега мне все поведает.

Я, прихватив бумаги Хиггинса, вышел в другую комнату, где уже находился в таком же виде капитан Тернер. Не говоря ни слова, я распорол его китель, извлек тонкую тетрадь и несколько листов. Генри удивленно смотрел за моими манипуляциями.

— Капитан, будем говорить, или тоже в герои метите? — спокойно поинтересовался я. — Присутствующий здесь Ибрагим — большой любитель помахать саблей, отсекая ненужные части человеческого тела. Иметь две руки и две ноги, непозволительная роскошь для вас. Предлагаю вам все изложить мне подробно, как на исповеди. Предупреждаю, не вздумайте обманывать, ложь я определю быстро, тогда ваша жизнь не будет стоить ничего.

Тернер понял меня правильно, стал говорить.