Невзгоды по наследству

Они вышли на небольшую отмель, галечник под сапогами шумно хрустел, будто недовольно урчал на людей, поправших извечную тишину этих мест. Берега, казалось, поменялись местами: скалы переметнулись на левый берег, а правый стал пологим, просторным и просматривался далеко вперёд.

– Ну вот, сейчас полегче будет шагать, – с облегчением выдохнул отец. – До поворота русла. Дальше скалы снова высунутся из земли и прижмутся к реке, но кромка берега останется широкой.

– Как ты всё помнишь? – спросил Михаил. – Сто лет твоя нога здесь не ступала.

– Не сто, а в половину меньше, – уточнил отец. – В двадцать четвёртом году я проделал впервые свой путь этим берегом. Только верхом на лошади. И прибрежная полоса была тогда шире.

Отец шёл впереди, Михаил двигался следом за ним, отстав на несколько шагов. Он крутил головой по сторонам, любуясь красотами пейзажа.       Солнце уверенно ползло к зениту, становилось жарковато.

Неожиданно отец остановился и обернулся. Михаил тотчас замер на месте.

– Сорок один год назад, в юле месяце, этим же самым путём шли под конвоем твои дед Марк и бабка Дуня. А мамку твою с дядей Иваном и другими мальцами в барже тащили по реке лошадьми, – сообщил отец и пристально заглянул в лицо Михаила. – Это я к тому, с какой целью потащил тебя сюда.

Воцарилось тягостное молчание, от которого Михаилу отчего-то

сделалось неловко. Он не нашёлся сразу, что сказать в ответ. К стыду своему, ему до сих пор не были известны многие факты из жизни матери. Родители предпочитали молчать, он не спрашивал. Лишь перед отправкой на флот перед ним немного приоткрылся занавес семейной тайны. Это произошло в тот памятный вечер на летней кухне, когда отец давал наставления.

О том, что мать является дочерью кулака, высланного с Украины вместе с семьёй, а позднее осужденного, как враг народа, Михаил узнал раньше – случайно проговорилась мачеха друга. Он не стал выспрашивать у матери подтверждения факта, а просто замкнулся в себе, мучительно переваривая горькую новость. На душе стало гадко и противно от одной лишь мысли, что и в нём, стало быть, течёт кровь врага советской власти. А он совсем недавно стал комсомольцем, скрыв, оказывается, своё истинное лицо. Обманул доверие товарищей, давших ему рекомендацию для вступления в комсомол.

Подтверждение слов мачехи друга, у которой язык был, что помело, произошло неожиданно. Спустя некоторое время предстояло получение паспорта. Мишка принялся собирать различные справки. Тут-то и выяснилось, что настоящая девичья фамилия матери вовсе не Ярошенкова, как было указано в её свидетельстве о рождении, а украинская Ярошенко. Жирной и потной тётке в ЗАГСе почему-то не понравился маленький дубликат свидетельства о рождении матери на кусочке серой бумаге размером в папиросную пачку, датированный мартом пятидесятого года. Она долго рылась в каких-то пыльных архивных папках и обнаружила несоответствие. Взглянув на Мишку недовольным взглядом, тётка стянула очки с мясистого красного носа и презрительно процедила:

– Подложный документ у твоей мамки. Скрыть она пыталась свою принадлежность к чуждым элементам общества, но у неё этот фокус не удался. Так и передай своей мамке.

Тётка взяла ручку, обмакнула её в баночку с чёрной тушью и зачеркнула в трёх местах жирной линией две последние буквы. Затем подула на исправления, приписала рядом «исправленному верить», поставила свой автограф и шлёпнула печатью.

– Хохлушка у тебя мамка, из раскулаченной семьи. Чёрное пятно в биографии не ручкой выправляют, а преданностью партии и народу доказывают.

Мишка схватил все справки и пулей вылетел из кабинета. Сердце его бешено колотилось от унижения, кровь гулко стучала в висках.

Домой он вбежал так стремительно, будто за ним гнались невидимые хищники, и швырнул свидетельство на стол перед матерью.

– Зачем ты так поступила!? – гневно вскричал он. – Зачем скрывала от меня всё это!? Меня унизили, я готов был провалиться сквозь пол от стыда!

– Постой, постой, о чём ты сейчас говоришь? – мать схватила сына за руки, попыталась привлечь его к себе, успокоить. Мишка вырвался, отскочил от неё.

– Зачем скрывала, что ты не русская, а хохлушка, дочь кулака и врага народа!? Думала, я не узнаю?

– А ну прекрати кричать! – приказала мать, подступая к Мишке. Ладони её сжались в кулаки. – Сядь немедля!

Мишка нехотя подчинился, сел на табурет. Мать придвинула стул, села напротив него.

– А теперь слушай.

И она уже спокойным голосом рассказала коротко о том, как происходила коллективизация, о которой в учебниках не написано ни единой правдивой строчки, что произошло с её семьёй, о страшном голоде и попрошайничестве, о доносах в НКВД, арестах, жестоких тройковых судах, полном бесправии и постоянном страхе за судьбы родных и близких.

Он этого не знал.

– Как видишь, я ничего перед тобой не скрываю, – закончила мать своё повествование. – Просто мы с отцом хотели рассказать тебе после совершеннолетия. Тогда, когда ты будешь способен правильно оценивать поступки родителей. Но ты повзрослел раньше, чем мы думали.