Дискуссия прервалась, потому что отец взял в руки топор и, ни слова не говоря, направился куда-то вдоль берега.
– Бать, ты куда?
– Одно местечко надо проверить. Скоро вернусь. Ты пока разбирай монатки, – ответил отец, не оборачиваясь.
Михаил занялся обустройством обиталища. Нарубил веток и тонких жердей, наломал пихтового лапника, нарезал ножом кучу травы.
«Куда он запропастился?» – спустя некоторое время с тревогой подумал Михаил, намереваясь пойти на поиски отца. Но тот сам вынырнул вдруг из-за деревьев, радостно сообщил:
– Нашёл я её! Совсем неприметной стала.
– Что ты нашёл?
– Могилку, ради которой и шёл сюда.
– Ты, батя, как всегда не перестаёшь удивлять меня, – пробурчал недовольно Михаил. – Ушёл, не сказав ничего, и куда-то надолго запропастился. Я тут не знал, что и подумать. Начал переживать за тебя, хотел уж было идти за тобой, а ты, значит, всё это время занимался поиском чьей-то заброшенной могилки? Нельзя было сказать мне об этом сразу? Неужели так приспичило, что нельзя было отложить ходку на завтра?
– Нельзя, сынок, никак нельзя. В сумерках её не отыскать, а завтра с утра может пойти дождь. Ползать по угору на карачках мало приятного. Можно и в реку скатиться.
– Чья хоть могилка? Можно узнать?
– Я и сам не знаю фамилии этой старухи, – ответил отец. – Совесть загрызла меня после того, когда она во сне ко мне вдруг явилась. Аккурат перед твоим приездом и приснилась. Без малого пятьдесят лет я о ней не вспоминал, а тут в образе ведьмы напомнила о себе. Я ей слово дал в двадцать четвёртом голу, поклялся можно сказать, что исполню просьбу после смерти, и, получается, оплошал, не сдержал обещания.
– Вот те на! Ведьма, могила. Мистика какая-то!
– Ладно, потом расскажу. А сейчас давай обживаться. Вицы хорошо вогнал? Связал прочно? Не вырвет ветром? – отец потряс вогнанные в землю толстые ивовые прутья, изогнутые дугой в верхней части, проверил прочность связки концов между собой.
– Молодец, – похвалил отец. – Не забыл моё учение, однако.
Он сразу включился в работу. Вдвоём они быстро изготовили шалаш, накрыв прутья травой и настелив внутри толстый слой лапника. Потом отец взялся за подготовку к рыбной ловле, а Михаил принялся стаскивать к шалашу со всей округи валежник и сухой хворост. У кромки воды подобрал несколько колечек старой бересты, выброшенной на берег ещё в половодье.
Когда наступил вечер, у них всё было сделано. Прикорм для рыбы, втиснутый в продырявленный носок, покоился на дне реки, несколько удилищ замерли в развилинах, воткнутых в кромку берега.
Михаил разжёг костёр, подкатил к нему две чурочки для сидения.
– Ставь чайник, – распорядился отец. – Кишки хоть смочим – урчат после жалкого перекуса, как ненасытная собака. Уху-то, пожалуй, придётся перенести на завтра. Ничего мы пока с тобой не выудили. Долгонько сюда добирались, упустили время.
– Можем и вовсе остаться без ухи, – усмехнулся Михаил. – Тут ведь как повезёт. У рыбы тоже глаза имеются. Ей хорошо видно из воды, какой сегодня рыбак устроился на берегу. Не понравишься ты ей – никакой приманкой не соблазнится. Уйдёт от вонючего носка, как можно дальше.
– Мастак ты на колкости, как я посмотрю. Хлебом не корми – дай шило в бок воткнуть. Ну да и я не лыком шит. На случай неудачи я бросил в рюкзак несколько банок рыбы под названием «тушёная говядина». Замечательная уха из неё получается, доложу я тебе. Наваристая, – изрёк отец с серьёзной миной на лице.
– А ещё что в твоём мешке припрятано? – прищурив один глаз, спросил Михаил.
– Картошка, хлеб, огурцы, кусочек сальца, варёные яйца, пять луковиц, луковое перо, лавровый лист, соль и сахар, – закатив глаза вверх, перечислил отец, так и не улыбнувшись.
– И всё?
– Всё.
– Прямо-таки всё-всё?
– А что ещё тебе нужно?
– Будто ты не знаешь, отчего уха становится особенно вкусной?
– Ох и хитрющие у тебя глаза, Мишка, – рассмеялся отец. – Точь-в-точь, как у шельмы.
Он запустил руку в рюкзак, извлёк бутылку водки, протянул сыну со словами: – На, сунь в реку, пусть остывает. К ужину охладится, надеюсь.
Отец поводил головой по сторонам, затем остановил свой взгляд на Шайтан-скале. Солнечный диск уже коснулся нижним краем верхушек деревьев, растущих наверху. Внизу под скалой легла широкой полосой серая тень.
– Совсем скоро мы с тобой попадём в фиолетовый мир, – неожиданно проговорил он, присаживаясь на чурочку у костра, крайне удивив сына столь странными словами. На его лице расплылась умиротворённая и счастливая улыбка. На какой-то миг Михаилу почудилось, что отец необъяснимым образом вдруг превратился в сказочного старика-лешего, о которых он так много читал в детстве. Только без бороды. Казалось, ещё мгновенье и отец, перевоплощённый в лешего, взмахнёт хворостиной, что была у него в руках, как волшебной палочкой, и окружающий мир действительно превратится в прекрасное фиолетовое царство с синей рекой и изумрудными скалами.
– Ты сказал – фиолетовый мир? – спросил он отца.