Невзгоды по наследству

Перед самым горизонтом смутно различимым пятном обозначались бараки Гортопа. Там велась заготовка дров на зиму для казённых зданий с печным отоплением.

Где-то неподалёку от них простиралось большое болото, на котором отец заготавливал мох и берёзовые прутья для мётел. Чтобы одному не было скучно, отец часто брал его с собой.

Ему нравилось сдирать пышные шапки мха с высоких болотных кочек. Кочки потом становились лысыми и серыми, и каждая из них была похожа на лысую голову лесника-пьяницы, который за две бутылки водки отводил им делянку под покос. Такое сравнение витало тогда в его несмышлёной голове.

Луга с обеих сторон были зажаты реками. С правой стороны оконечность лугов лизала Вильва, с левой стороны их подмывали воды Усьвы и забрасывали бревнами во время паводка.

Сколько раз он с отцом сплавлялся по Усьве на плотах с сеном! Не сосчитать! Забирался на самый верх и лежал там на душистой копне, как на перине, любуясь красотами края. А сколько раз на шестах поднимались они на лодке вверх по реке? Тоже не сосчитать. А разве можно забыть молевой сплав, когда шестиметровые брёвна полуметровой толщины, гонимые стремительным течением реки, бешено неслись мимо, наскакивая друг на друга, лезли вверх, становясь на попа, а потом с глухим стоном падали назад. Завораживающее зрелище!

В каждый сезон случались заторы, их растаскивали тракторами и катерами, освобождённые брёвна двигались плотным потоком, перекрывая русло реки от берега до берега.

Среди пацанов считалось настоящим геройством перебежать на противоположную сторону реки по зыбкому настилу, рискуя в любой момент соскользнуть в воду и быть раздавленным брёвнами. И он был одним из немногих сорванцов, которые отваживались проделывать такой рискованный бросок.

На гористом правом берегу вдали виднелось старое кладбище, за ним – выпуклая поляна, где когда-то стоял монастырь. В этом месте река замедляла движение, трёхметровый шест отца не доставал дна.       Когда плот проходил здесь в вечерних сумерках, ему, малолетнему пацану становилось жутко, он старался не смотреть в сторону кладбища, чтобы не видеть могильных крестов, маячивших на краю горы.

Детское воображение рисовало жуткую картину. Ему всегда мерещилось, будто один из них, самый крайний, раскачивается, норовя в любой момент упасть и скатиться в реку аккурат перед их плотом, а потом будет плыть рядышком, устрашающе покачиваясь на речной волне.

После плёса был перекат под названием Телячий брод. Здесь водился хитрый хариус, добыть которого на удочку считалось огромной удачей, поскольку пацанам он не шел в руки. Они обычно довольствовались пескарями.

Наконец, его взгляд остановился на болоте перед последним изгибом Усьвы на подходе к посёлку.

В последние годы правления Хрущёва болото осушили, выкопав по периметру глубокие канавы, затем вспахали тяжёлым трактором на широких гусеницах и посадили кукурузу.

Это мероприятие стало посмешищем над человеком, который распорядился посадить кукурузу на гиблом месте. Простые люди не знали его фамилии и называли по-простонародному чудаком на букву «м». Проходя мимо и глядя на мучающиеся побеги кукурузы среди вывороченных и не разбитых пластов земли, они плевались в сторону воображаемого глупца и отвешивали в его адрес многоэтажную брань.       Кукуруза народилась чахоточная, початки выдались размером с мизинец, зелёную массу можно было использовать лишь на силос. Однако и здесь природа сделала вызов партийному угоднику.

Дождливое лето, будто в отместку, промочило бывшее болото так обильно, что и скудную зелень убрать не удалось – уборочный трактор увяз на первых метрах. Его вытащили, а кукуруза ушла под снег. Понёс ли наказание распорядитель – было неизвестно.

Сейчас на этом месте вновь возродилось болото, наросли новые кочки, покрывшись густой осокой. Отец прошлой осенью собрал там корзину опят.

Михаил смотрел на эту чудесную панораму с памятными местами и не мог оторвать глаз от такого великолепия.

Здесь прошли его детские годы, здесь зародилась юность. Отсюда он уходил во взрослую жизнь. Всё, что сейчас предстало перед его взором – это и есть малая родина. И вот уже завтра ему предстояло покинуть её надолго. Возможно – навсегда.

Прощай река с изумрудной водой и галечными берегами! Прощай фиолетовая тайга!

Михаилу вдруг очень захотелось, чтобы его новое местожительство хоть чуточку напоминало поселок Лисьи Гнёзда и прекрасную природу вокруг него. Первый раз в жизни он почувствовал грусть расставания и тревожно бьющееся в груди сердце…

Эпилог

Судьба и счастье! Неисчислимое количество раз слышит человек эти два слова и сам их произносит на протяжении всей своей жизни, однако, уходя в иной мир, ему так и не удаётся раскрыть сакральный смысл этих двух понятий.

Не раскрыл его и Михаил Александрович Кацапов в возрасте шестидесяти пяти лет пребывания на грешной земле, хотя много раз размышлял на тему предназначения человека в этом сложном мире.