Незабываемые дни

— Да, конечно…— коротко отвечал Сымон. Сымон не на шутку тревожился, все думал, как бы ему отвертеться от своего староства. Отвертеться так, чтобы и людям было хорошо, и себя не дать в обиду всем этим бобикам и их хозяевам. Трудно в его годы играть такую хитрую, двойную роль. Знал, что дознаются в конце концов немцы о его делах. И так уже кругом шла молва о его деревне как о партизанской гостинице. Но эта слава «партизанской гостиницы» легко могла с помощью какого-нибудь плохого человека дойти и до немцев.

И когда подвернулся удобный случай, Сымон не преминул осуществить свою мечту. Дело произошло вечером, когда ложились уже спать, а в хате у Сымона сидел Астап и они говорили о разных делах. Астап спрашивал, когда пойдут подводы из деревни в город по немецким нарядам. Нужно перебросить надежному человеку партию тола. Договорившись обо всем, Астап собирался пойти домой, как вдруг в окно кто-то постучал. Стук был тревожный. Когда Сымон высунулся в открытую дверь, Астап услыхал несколько взволнованных слов:

— Дядька Сымон, полицаи!

Астап не ощущал большого желания встретиться с полицаями. Он схватил кожух, неизменную свою шапку и был уже готов броситься во двор, чтобы огородами пробраться к лесу, но Сымон поймал его за руку, прошептал:

— Поздно, брат! Подавайся в чулан! — и быстренько запер за ним дверь.

Полицаи были уже во дворе. Одни подходили к крыльцу, другие открывали ворота. Вскоре во двор въехали трое саней, на передних Сымон заметил станковый пулемет и понял, что полицаи едут куда-то по серьезному делу.

— Принимай гостей, Сымон, коням сена подбрось, овса расстарайся: тяжелая дорога в такую пургу!

— Куда это вас бог несет?

— После, Сымон, после, дай душу обогреть с мороза, аж ноги окоченели.

Полицаи ввалились в хату, захватили с собой пулемет.

— Подложи в очажок, тетка Ганна, совсем замерзли!

Тетка Ганна не заставила долго упрашивать себя, Занялась смоляками.-

Сымон слонялся по двору, ходил в сарай за сеном и, проклиная непрошеных гостей, наконец вошел в хату.

— А ты, Ганна, в самом деле приготовь чего-нибудь, они ведь с дороги.

— Да вы не беспокойтесь, дядька Сымон, у нас и своя бутылка есть, душу согреть. Мы долго не думаем у тебя задерживаться, только обогреемся немного и двинем дальше.

Когда Ганна зашла в чулан, взять там кое-что, Астап хотел было махнуть домой, но Ганна предупредила!

– Обожди, пожалуй, они скоро. Узнаешь, может, куда их черт несет.

— Вот это слова! Ну, иди к ним, занимай гадов. Полицаи, не раздеваясь, толпились в хате, грелись возле камелька.

Суетилась, хлопотала Ганна. Скоро на камельке зашипело сало, издавая такой аппетитный запах, что старший из полицаев не утерпел, разделся:

— Не на пожар торопимся. Если уж выпить, то по-человечески, за столом.

Его примеру последовали другие. Неудобно в одежде в хате сидеть, очень уж размаривает тепло, аж дрем-» лется, того и гляди уснешь.

Хватили по первой чарке, дали попробовать и Сымону.

— Славная, однако, у вас горелка. Чистая, как сле«за, но по крепости, так я сказал бы, деликатная.

— Что деликатная, то деликатная. Но и деликатности этой, как видишь, на дне только осталось… Нет того, чтобы дать хорошую порцию. Гонять гоняют, а чтоб харчи хорошие, не догадываются,— жаловался старший.

— А ты, начальник, не очень это к сердцу прини» май. Служба — она служба. А этому горю я помогу, Неси, Ганна, бутылку сюда. Да картошечки на стол, огурчики давай, капусту!

— Нам, брат Сымон, не очень можно засиживаться у тебя. Дело у нас одно серьезное.

— А дело — оно никогда в лес не убежит.

— Правильно, старик, правильно. Чего ему убегать, если оно, можно сказать, в лесу сидит? Разве еще по одной?

— Кто это считает: по одной или по другой? Если идет в душу, не перечь ей, пускай летит ласточкой.

Выпили и по второй, и по третьей, и по четвертой. Тетка Ганна не упустит случая поставить лишнюю бутылку. А с закуской у нее свой порядок: сначала можно и яичницу и шкварку, а после шестой или, к примеру, десятой можно обойтись и капустой,— будут жрать, никуда не денутся.

А старший уже выхваляется, фанаберится:

— Мы этих бандитов всех под ноготь! Вон позавчера одного повесили… Но упрямые, никак ты с ними не управишься. Одному нашему глаз выбил, а мне так саданул под ложечку, что я чуть богу душу не отдал. Ну, выпьем еще по одной. Очень уж я не люблю на полдороге останавливаться. Сымонка, расстарайся там еще. Многие уже лежали вповалку на полу, кто в углу, кто под лавкой. Только старший да еще двое не сдавались. Старший то похвалялся, то пробовал слезу пустить:

— Ты подумай, Сымон, как тяжело нашему брату жить. Кто-то там неприятности делает, а ты в ответе, тебе забота. Ему там хорошо в лесу сидеть, на своей теплой печке полеживать. А ты через него не спи, волочись. Ему хорошо там, если…

— Кому же это, начальник? — спрашивает от печки Ганна.

— Да тому черту старому, Астапу.

— Выпейте еще, начальник, хватите на здоровье.

— Приказано взять его, в город доставить.

— Астапа? — удивляется от печки тетка Ганна.— Смотри ты, такой, кажется, тихий и смирный человек.