Но дядя Костя доказал, что здесь, во вражеском тылу, он может еще больше сделать для своего государства, ударить в самое сердце врага. И ему доверили нанести удар. С отцовской заботой, с материнской любовью собрали в трудную' дорогу, доверили судьбу и жизнь многих людей. Неужели придется бросить все в самом начале, признать себя побежденным? Нет, этого не будет. Он никогда не будет побежден. Какие бы ни были обвинения, какой бы ни был конец, победа будет за ним. Он будет сражаться до последней капли крови, чтобы люди, пославшие его, могли сказать:
— Да, он был настоящим человеком, он был настоящим сыном своей Родины.
Он будет бороться, и борьба эта будет тяжелой. Конечно, все могло быть значительно проще. Он мог прямо сказать им: я смертельный враг ваш, я ненавижу вас! И все решилось бы сразу. Может быть, никто и не упрекнул бы его за это: он умер бы, сохранив высокое достоинство человека. Но он шел сюда не затем, чтобы погибнуть, не завершив главного дела. Так погибать нельзя. Такой смерти не простит ему народ. Значит, нужно бороться, бороться до последней капли крови. А чтобы бороться, нужно снова притворяться их приверженцем, в лучшем случае доказывать им свою лояльность или просто прикидываться человеком, которого интересуют только деньги, только хороший заработок, ограниченный круг технических вопросов и еще более ограниченные заботы маленького человека, обывателя.
Да, он будет бороться, каких бы дьявольских усилий, каких бы тяжелейших испытаний ни требовала о? него борьба.
… От кирпичной стены подвала, от бледной отдушины вверху тянет пронизывающим холодом. Болят руки, связанные тугой веревкой. Заслонов потягивается, удобней прилаживается на топчане, старается задремать. Ему хочется заснуть, чтобы вместе со сном пришли к нему любимые, дорогие образы. Что делает сейчас мать, что думает о нем?
И что делает сейчас и думает о нем она? Что с детьми?
Однако прочь все воспоминания. Все это потом, потом, когда придет оно, лучшее время, когда насмеешься ты над врагом, победишь его. А теперь все — и мысли, и сердце,— все спаять воедино, связать в железный узел, чтоб осталась только одна непреклонная воля: выдержать, побороть.
И, сосредоточив все свои мысли только на одном стремлении, он заставил себя уснуть. Уснуть, чтобы отдохнуть, чтоб набраться сил для беспощадной схватки с врагом.
16
Какое-то особое чутье подсказывало Гансу Коху, что в лице инженера Заслонова скрывается очень серьезный, очень опасный человек, возможно, все аварии, происходящие ежедневно на железной дороге и наносящие огромный вред немцам, идут от него. Взять хоти бы неожиданный взрыв водокачки, которую в самом! начале войны, по его собственному признанию, уже пытался взорвать Заслонов. Взрыв паровозов, листовки, таинственный взрыв артиллерийских складов — все это, видимо, имеет какое-то отношение к инженеру. О нем многое говорил и начальник полиции Клопиков. Как об отличном советском инженере рассказывал и Шмуль-ке. Наконец, таинственное убийство Сацука, которого в первый день своего появления на работе Заслонов хотел отдать под суд.
Правда, все эти улики, доказательства очень и очень шатки. И чем больше рассуждал Кох, тем запутанней выглядело задуманное им дело, и он не видел той единственной нитки, ухватившись за которую можно было размотать клубок.
Он пошел на работу не выспавшись, в плохом настроении.
Заслонова ввели к Коху два жандарма.
Кох сразу почувствовал, что он немного растерялся при виде арестованного. Он даже встал со своего места и, делая приветливую мину на лице, пригласил его присесть.
— Я не привык говорить, когда унижают мое человеческое достоинство. Я связан.
Кох позвал жандарма, тот проворно развязал веревку. Заслонов сел на предложенный стул, спокойно спросил:
— Я слушаю вас. Видимо, у вас есть какие-то обвинения против меня, если судить по такому, я сказал бы, не совсем обычному обхождению со мной?
— Об обвинении потом… Закуривайте.
Ганс Кох пододвинул ближе свежую пачку сигарет.
Он заметил в глазах Заслонова смешливый огонек, когда на вежливое предложение сигареты тот ответил*
— К сожалению, я не курильщик. Насколько приходилось мне наблюдать, вы тоже, кажется, не курите.
— О, да, да… Табак очень вредит здоровью.
— В ваших словах великая правда, господин Кох. Наступило неловкое молчание. И на этот раз снова заговорил Заслонов, взяв таким образом инициативу в свои руки:
— Вот что я скажу вам, господин Кох: мы не маленькие с вами, в жмурки играть, видно, не собираемся. Кроме всего прочего, я человек дела и, как говорится, люблю сразу брать быка за рога, чтоб не терять зря время. Каковы причины моего ареста? Это во-первых. А во-вторых, когда я смогу передать мои служебные дела господину Штрипке, чтобы» не вносить беспорядка в работу депо? После этого пожалуйста, вы можете без всякого вреда для вашего транспорта держать меня здесь, сколько вам захочется. Единственное, что меня беспокоит, это депо…