Незабываемые дни

Работники обкома успели побывать почти во всех районах области и в некоторых районах смежных областей. В большинстве районов образовались подпольные партийные центры. Наладилась связь с минскими подпольными группами. Обкомовцы были постоянно в движении: наведывались в далекие районы, пробирались в города, ходили на связь, налаживали партийную работу в отрядах.

Люди до того были утомлены, что Соколич временами запрещал кому-нибудь из товарищей на день, на два отлучаться из лагеря и силой заставлял забраться в палатку да хорошо выспаться. За последние недели и сам доработался до того, что стал похож на больного. Глядя на его исхудавшее лицо, на запавшие щеки землистого цвета, Майка отважилась сказать ему:

— Вам, дядечка, отдохнуть тоже не мешало бы, хорошенько отдохнуть. Вы же совсем больной. Посмотрите на себя, на кого вы стали похожи: одни только глаза светятся.

— А ты хотела бы, чтобы я весь светился? — шуткой ответил он.

— Вам все шутки… А про то забываете, что на вас надеются.

— Какая ты, однако, серьезная. Ну, хорошо, хорошо, наслушался твоих поучений, а теперь давай дальше. На чем мы с тобой остановились?

Майка посмотрела в свои записки — он диктовал ей статью в газету, взглянула на дядьку, решительно встала.

— Вы о Кубе тут говорили. Но лихо его бери, этого Кубе, никуда он от нас не денется, подождет. Больше записывать не буду. Ведь вы совсем больной, даже руки у вас трясутся… Я сейчас скажу Дудику, чтоб он скорей вызвал доктора из отряда.

Соколич попытался возразить ей, хотел даже сурово прервать эту малявку, как иногда называл он ее, чтобы не вмешивалась не в свои дела, но притих, замолчал. Он почувствовал, что не может встать, приподняться. Отвратительная слабость сковывала руки и ноги, хотелось потянуться, пошевелить плечами, вытянуться вот здесь, на этих еловых лапах, на полу. Но встать он не мог. Голова клонилась к столу, как налитая свинцом. В– ушах тяжело гудело. Долетал до слуха стук печатной машины, стоявшей где-то поблизости за кустами. «Хороший будет номер газеты»,— мелькнула мысль. И сколько ни силился вспомнить, о чем идет в ней речь, так и не мог. Может, мешала чуть слышная стрельба километрах в шести-семи от стоянки. Она не прекращалась уже который час, но звуки ее все слабели и слабели, сражение, видимо, отдалялось. Соколич знал, что бой ведет отряд Капуши, в лагере которого остановился на несколько дней обком. Какая-то немецкая часть предприняла неожиданную попытку пробиться к лагерю отряда. Противника своевременно заметили, и вот он, видно, отступает, огрызается.

Мысли роятся в голове: возникают, обрываются. Дрожат в ознобе руки. Противный звон стоит в ушах.

С помощью Майки Дудик положил Соколича на плащ-палатку, стащил сапоги, укутал длинным кожухом.

— Смотри за ним, а я побегу в отряд за доктором.

— Ты не задерживайся только и остерегайся.

Она хотела еще что-то сказать, но так и осталась стоять с разинутым ртом. В широко раскрытых глазах промелькнул испуг, и будто из сердца вырвался надрывный крик:

— Не-е-мцы!

— Порядок, порядок, Майка! — прикрикнул на девушку Дудик и вышел из палатки.

Густой пулеметный перестук рвал воздух, потрескивали автоматные очереди, слышалась прерывистая, торопливая стрельба из винтовок. Майка почувствовала., как ослабели, подкашивались ноги, хотелось вскрикнуть по-детски: мама, мамочка! Но, сжав губы, она выскочила из палатки, оглянулась кругом, вернулась обратно в палатку, схватила автомат. Вот мимо нее прошли бойцы дежурного взвода, оставшегося в лагере. Некоторые торопливо шли, другие бежали. На ходу проверяли оружие. Слышались слова команды. Она заметила лей-генанта Комара, бежавшего к палатке.

— Где Соколич?

— Зачем он вам?

— Без всяких зачем, где секретарь, спрашиваю! — грубовато повторил он вопрос. И пошел в палатку.

— Не тревожьте его, он больной, совсем больной.

— Лежит?

— Мы сейчас хотели доктора позвать, Дудик собрался бежать в отряд.

— Это скверно, совсем скверно…

И приказал Дудику, подбежавшему к палатке:

— Сейчас же выносите на руках. Да не медлите, я пришлю еще людей. Идите танковым рвом, а там через яр в глубь леса. Место сбора возле смолокурни.

Сказал и побежал туда, где захлебывался пулемет, прикрывая ближайшие подступы к лагерю.

Майка ухватилась за плащ-палатку, на которой лежал Соколич.

— Осторожней, осторожней, Дудик, ты смотри под ноги хорошо.

Где на руках, где волоком, они перетащили Соколича в ров, оставшийся от первых дней войны. Кое-где ров начал осыпаться, оползать, под ноги попадались камни, Хворост.

Было тяжело, неудобно нести. Жесткая палатка резала пальцы. Ноги подгибались. На глаза сползал платок. Скорей, скорей отсюда, из этого места, где ни кустика, ни травинки, где единственное укрытие песчаный ров, с редкими стеблями молочая и серой полыни, от горького запаха которой кружится голова.

Переступая через песчаные завалы на дне, Майка глянула на минуту в сторону и чуть не обомлела.

— Стреляй, Федя, стреляй!