— Мы все, комиссар, политработники. У нас еще хуже положение,— засмеялся Соколич.— Я, например, и в строю никогда не был. А теперь вот командир, командую целым боевым соединением. Раз партийный билет способен носить, значит, выполнишь любое задание. А тут и тем более: сколько лет в армии, да на строевой был.
— Есть, товарищ командир, возглавить штаб соединения. Будем стараться!
— Вот и хорошо. С завтрашнего дня берись за работу. Теперь о наших планах на ближайшие месяцы. Мы продумали за это время все до мельчайших подробностей. Оставаться зимовать в лесу — рискованно: это свяжет наши силы, обезоружит. Будут и гитлеровцы допекать, если будем сидеть неподвижно, да и мороз не оставит в покое, нужно считаться и с обувью и с одеждой. Как видите, не имеем никакого права засиживаться. Какой же выход? А выход один: нужно двигаться. И не просто, а всем нашим соединением, всеми нашими силами. Двигаться на лошадях, на санях. И народ наш поднимем, и на гитлеровцев страху нагоним, и мороз не так будет допекать. Мы за зиму обрастем людьми. Где пройдем мы, там уже тяжко будет фашисту.
Наш рейд мы начнем в скором времени. А прежде проведем небольшую объединенную операцию. Я имею в виду некоторые ближайшие к Минску объекты. Нам нужно отвлечь внимание немцев от самого Минска, где они теперь свирепствуют, совершают разные зверства. Нужно так пугнуть их, чтобы они подумали об отзыве крупных частей с фронта. Мы тут с товарищами продумали во всех деталях план операции. Александр Демьянович поможет довести ее до конца. Она будет, если хотите, репетицией перед нашим большим рейдом. А теперь спать, спать, официальные разговоры окончены!
Но долго еще не спали в землянке, вспоминали довоенные дни, прежние встречи, общих знакомых.
12
Долго не ложились спать и в Майкиной землянке. Тетка Палашка, выполнявшая обязанности поварихи, все угощала Надю вкусными кушаньями, расспрашивала, что делается в городе и дают ли там фашисту отпор. Слушала, ужасалась:
— Боже мой, какие страсти навалились на нашу жизнь. Гляжу я на вас, девчатки, и своим глазам не верю. В ваши ли годы такими делами заниматься, когда, можно сказать, в самый раз о жизни подумать. А она вот,— повела тетка бровью в сторону Майки,— эта девчонка, еще подлеток, который только-только в жизнь входит, уже двух фашистов со света сжила.
— Тетенька, кто вас спрашивает? — упрекнула Майка.
Надя с любопытством посмотрела на худенькую Майку, на ее лицо, на котором мелькнула не то застенчивая улыбка, не то вспышка гнева — так горели и поблескивали глаза.
— Почему ты обижаешься? Если бы ты убила этих гадов еще с десяток, а то и больше, я только радовалась бы. Но лучше с ними не встречаться, пускай их лучше черти болотные встречают.
Надя улыбнулась.
— А встречаться все же приходится, тетка Палашка, никуда от них не денешься.
— Скажите, Надя, вам часто приходится встречаться с фашистами? — спросила Майка, перебивая чересчур словоохотливую Палашку.
— Временами приходится, Майка. Вот, пробираясь сюда, не могли ж мы обойти их.
— И много вы фашистов убили?
— Ни одного, не пришлось еще.
— Это вы не хотите говорить. Я понимаю вас, вы не хотите хвалиться. Такая разведчица, и чтобы ни одного немца.
— Однако ни одного, Майка. Ничего не поделаешь, но так уж получилось.
— Так я вам и поверила! А у нас некоторые как начнут рассказывать, только слушай: десятками, сотнями уничтожает.
— И неправду говоришь, Майка, никто не выхваляется у нас, все люди как люди, по-серьезному воюют,—вмешалась Палашка.
— А Комар?
— А что Комар? Он смелый, умный. Человек что надо. 1
— Что надо… Хвалюшка ваш Комар!
— Ну, это уж скорей твой Комар, чем мой,— отрезала Палашка.
— И неправда, и неправда…— смутилась почему-то Майка и даже покраснела слегка.—Хвастун ваш Комар, хвастун. И не только хвастун, обманщик.
— Кто вас тут разберет? Ты его то хвалишь, то почему-то ругать начинаешь.
— И неправда, и неправда! Никогда я не хвалила его. Ему бы только шутить и дразниться.
— Что-то он со мной не дразнится, а с тобой. Майка не на шутку рассердилась на тетку Палашку.
Ей ведь так хотелось еще о многом расспросить Надю — и о разведке, и о городе, и где она училась раньше, обо всем, обо всем. Это, видно, такая необыкновенная девушка, у нее узнать бы кое-что да поучиться. Надя старше Майки, она повидала больше жизни. И такая она красивая, вот сидит, расплетает на ночь косы, задумалась о чем-то. Трепещущий свет лампы золотит ее бронзовые косы, льнет к рукам, спокойно, неторопливо делающим свое дело. И от всей ее фигуры веет такой красотой, что Майке кажется: будь она хлопцем, обязательно полюбила бы эту славную девушку, и как бы еще полюбила. А при чем тут Комар?