Незабываемые дни

Девчата не сочли нужным затевать дискуссию с полицаем, только подмигнули друг другу и, ускорив шаг, двинулись дальше. Напарница пошла к родственникам. У нее свое задание: переправить в отряд медикаменты из сельской больницы. Майка пошла на явочную квартиру. Пожилая женщина, встретившая ее, сочувственно покачала головой:

— Не ко времени, девонька, явилась. Лютуют полицаи, и как лютуют. Сколько народу согнали из района, думают в неметчину отправлять. Не дай боже, какое несчастье, можно и в лапы к ним попасть.

— Не на гулянки, тетенька, ходим, некогда время рассчитывать.

Вечером она встретилась с руководителем подпольной комсомольской группы. Высокий, худощавый паренек, с застенчивым и как бы виноватым выражением лица, взял у нее листовки. Он аккуратно сосчитал их, внимательно прочитал, похвалил:

— Это хорошо. Мы тоже тут кое-что пишем. Бургомистр любит послушать радио, ну, мы и пользуемся случаем, тоже слушаем. Но где же ты от руки размножишь все?

Хлопец когда-то работал в райземотделе. Теперь служил писарем у бургомистра. И хотя послали его на службу к бургомистру сами комсомольцы, его никогда не покидало чувство стыда, неловкости перед людьми.

— От этих листовок ошалеет наш бургомистр. Он думает, его район самый спокойный во всей области, надеется получить от фашистов поместье за свою службу. И будто бы они обещали ему. Имел он до революции неподалеку отсюда хутор. Но боится туда показываться, там часто партизаны бывают.

Хлопец — его звали Иван Думчик — подробно рассказал обо всех делах. Спросил, как смотрит она на их намерение уничтожить этой ночью здание полиции.

— Этой ночью? — с искренним удивлением спросила Майка. Ей не приходилось еще брать на себя такую ответственность, решать такие дела. Она ведь пришла только передать листовки, узнать обо всем, что делается на селе и в ближайших деревнях.

— Да, этой ночью. Подожжем полицию.

— А зачем?

— Там документы со всего района. Списки молодежи. Да и во время пожара, возможно, освободим людей, которых согнали для отправки в Германию. Их нахватали даже в соседних районах, битком набита колхозная конюшня. Завтра или послезавтра будут отправлять на станцию.

Майка задумалась. Что ж, если у нее просят совета, она должна дать его. Иначе какой же она член подпольного райкома комсомола? Правда, райком организовался сравнительно недавно и не имеет еще большого опыта. Вон Соколич специально ставил на обкоме комсомольский вопрос, даже выехал в соседние районы, чтобы навести порядок в этом деле во всех отрядах.

— Это очень хорошо!

С увлечением расспрашивала она обо всех деталях намеченного плана, советовала, спорила, хотела сама включиться в операцию, но вовремя спохватилась: ее не за этим посылали сюда.

— Ты вот поведешь несколько комсомольцев к себе, в партизаны, им нельзя оставаться здесь.

Ночью произошло все так, как задумали молодые подпольщики. Далеко за полночь, когда глубокая тишина стояла над селом, крышу школы, в которой размещалась полиция, окутали густые клубы дыма. Спустя минуту острые языки пламени пробились через окна дощатого фронтона, побежали по стенам, по стрехе* Послышалось несколько выстрелов. Кто-то отчаянно колотил железным крюком по буферу, висевшему возле дома бывшего правления колхоза. Из окон и дверей школы выскакивали в одном белье перепуганные насмерть полицаи, бегали вокруг горящего здания. Бургомистр Ярыга еле поспевал за начальником полиции Гнибом, бежавшим на пожар.

Ярыга совсем выбился из сил. Прислонившись к забору и схватившись рукой за сердце, он тяжело дышал. Ему так хотелось скорей бежать дальше, туда, где полиция, где Гниб. За его спиной всегда чувствуешь себя спокойно и уверенно. Убежал Гниб, бросил его одного. Видно, теперь смерть, конец всему, конец несбывшимся мечтам о возврате старого, прошлого. Да и черт с ними, с мечтами, только бы уцелеть, жить, выбраться как-нибудь из этого пекла.

Онемевшей рукой снял шапку, медленно вытер вспотевший лоб, протер глаза. И вдруг увидел на заборе белый клочок бумаги, услышал легкий шелест: плохо приклеенный листок трепетал на ветру.

«… Поздравляем вас с Днем Конституции!… Земля советская была, есть и останется советской. Фашистам же она будет могилой. Их прислужников и лакеев ничто не спасет от заслуженной кары. Мы били, бьем и будем бить их смертным боем».

И самое главное — подпись:

«… Это отчитывается перед вами, советскими людьми, ваш депутат Верховного Совета…»

У Ярыги кружилась голова; превозмогая тошнотворную слабость, он взглянул на подпись:

«… Соколич».