Незабываемые дни

Майкино сердце замерло от нестерпимой боли, будто кто-то сжал его железными клещами. Кровь прилила к лицу, и оно горело так, что казалось, вспыхнут морозные иглы, царапавшие щеку. Она собрала все силы, чтобы не дрожали руки. Раз, затем другой нажала на спуск нагана. Конопатый полицай неловко опустился на землю, подмяв под себя можжевеловый куст и загребая руками по снегу. Конь переднего полицая пустился в галоп, и всадник не останавливал его, не сдерживал. Второй полицай в мгновенье ока соскочил с коня, пополз по снегу и, остановившись за толстой сосной, начал отстреливаться из винтовки. Раздались чьи-то голоса. Майка выпустила последний патрон. Нажала еще раз на спуск и как бы с удивлением глянула на наган. Перезарядить бы его.

Она даже не поняла сначала, что произошло, когда ее схватили за плечи чьи-то жесткие, сильные руки.

Били ее. Потом она потеряла сознание, не помнила, как очутилась в этом мрачном помещении, где сильно пахло гнилой соломой и конюшней. Когда впервые пришла в себя, заметила рядом с собой и тех двоих, из-за которых и попала сюда. Тот, который был без шапки, лежал на охапке соломы, и, если бы не едва приметная струйка морозного пара над его губами, можно было подумать, что он мертв. Второй внимательно присматривался к ней. Увидя, что она открыла глаза и с удивлением осмотрелась кругом, вдруг сказал ей с упреком:

— Эх, девчина, девчина, напрасно стреляла ты.

Она посмотрела на него с таким гневом, с таким нескрываемым возмущением, что он смутился немного и сказал уже совсем другим тоном:

— Славный ты товарищ… Задумался на минуту и тихо-тихо:

—… И человек…

Ему, видно, было очень тяжело, несколько произнесенных слов так обессилили его, что он прислонился к своему товарищу и умолк. Майка с душевной болью смотрела на хлопцев. И незнакомое ей прежде чувство, которое называем мы материнской лаской, охватило все ее существо. Она с трудом пододвинулась к ним, собрала солому, заботливо закутала им ноги, поправила изголовье. И когда он спросил, как звать ее, она ответила ему просто, как близкому другу:

— Меня зовут Майкой.

— А меня Игнатом.

И они ни о чем не расспрашивали друг друга. Он не сказал, как попали они, два товарища, в руки этих выродков. Не сказал потому, что на сердце лежала великая обида на самих себя, на нелепый случай, приведший их сюда. Они так удачно пробирались от самого Минска. И нужно же было на последнем переходе произойти такому непредвиденному событию. Связной, к которому они явились, заболел. Он не мог повести их сам, посоветовал взять другого проводника. Но поскольку до цели их путешествия оставалось каких-нибудь километров десять и связной очень точно описал им дорогу, они решили обойтись без проводника, тем более что весь день был еще впереди. Не успели они, однако, пройти километра два, как погода стала резко меняться. Ветер становился сильнее, и скоро все — и небо, и дорога, и чахлый болотный кустарник — потонуло в снежном вихре. Они шли, вернее, блуждали часа три и наконец поняли, что сбились с дороги.

Ночь встретила их на болоте. Случайно наткнувшись на стожок сена, они, едва не падая от усталости, зарылись в него и проспали до утра. Утро выдалось тихое, солнечное. Хотя в стожке было мягко и уютно, но за ночь они так намерзлись, что руки и ноги, казалось, совсем окоченели. И тут возникла предательская мысль: прежде чем пойти, обогреться. Они натаскали из-под стожка хворосту, взяли охапку осоки, подожгли ее. Кое-как раздули небольшой костер. Густыми клубами повалил сначала желтый дым, потом вспыхнуло пламя. С наслаждением грели руки и ноги. И так увлеклись костром, что совсем не заметили, как всю болотную прогалину, на которой приютился стожок, окружили конные полицаи. Игнат успел только сунуть кольт в снег, так как сопротивляться было бесполезно. Надеялись хлопцы и на свои пропуска. Были у них такие документы, будто отпустили их из города на побывку домой, в родную деревню, расположенную километрах в сорока от этих мест.

Полицейский разъезд ехал из одной деревни. Это были так называемые «хапуны», устраивавшие облавы на молодежь, которая уклонялась от посылки в Германию. Хапуны потерпели неудачу в деревне да еще попали в одном месте в партизанскую засаду, потеряли нескольких человек. Разъяренные неудачами, они сгоняли теперь злость на неожиданных пленных. Не помогли никакие объяснения и предъявленные пропуска.

И совсем ошалели, когда во время возни чья-то нога случайно выбила пистолет из-под снега.

Так совершенно неожиданно попали хлопцы в бывшую колхозную конюшню.

15

В щелях между бревнами блестели скупые лучи солнца.