Незабываемые дни

Сыч сидел как на иголках. Инстинктивно он чувствовал, что лучше бы ему находиться подальше от этих нежданных гостей. Вместе с тем слова о важных делах, к тому же, видно, о делах, связанных с партизанским соединением, заставили его насторожиться, заинтриговали. Возможно, он узнает что-нибудь интересное, необычное.

— А что тут понимать? Существует, можно сказать, отряд, и уже несколько месяцев. Воюет, что-то делает, а штабу о том ничего не известно. Нам, работникам штаба, просто стыдно даже за такую нашу халатную работу. Вы согласны со мной, комиссар?.. Вы, кажется, комиссар?

— Батальонный комиссар! — прищелкнул каблуками Сыч, чувствуя, однако, слабость в ногах.

— Так вот, проведем мы собрание вашего отряда, ближе познакомимся с людьми, поставим перед ними боевое задание.

— Сейчас прикажете собрать? Я скажу! — поднялся возбужденный Сыч.

— А зачем вам беспокоиться? Вот боец…—глянул Бохан на Сомика.

— Сомик! — отрекомендовался живой, веселый хлопец.

— Вот боец Сомик созовет. Хата у вас просторная, тут и соберемся. Зовите всех, товарищ Сомик, за исключением разве пьяных.

Байсак густо покраснел, сосредоточенно стал тереть переносицу.

— К чему такие унизительные намеки? — выдавил он сквозь зубы.

— А при чем тут намеки? Вы, майор, так называемый командир отряда, тоже пьяны. Посмотрите на себя, полюбуйтесь! — резко проговорил другой представитель штаба, одетый в аккуратный полушубок, с пустым левым рукавом.

— Извините, но я не могу принимать подобных замечаний от штатского человека, да еще незнакомого, — насупился Байсак.

— Вы ошибаетесь. Мы с вами уже встречались и даже знакомились.

— Не знаю, не знаком…— сказал Байсак.

— Что ж, можно напомнить. Вы предлагали мне самогон, угощать хотели. Помните встречу в Вязовце? Там была еще моя спутница… Вот и комиссар ваш вспомнил, как документы наши проверял.

Байсак уставился мутным взглядом в однорукого мужчину. Лицо его на минуту посветлело.

— Ну, помню… Кажется, ничего плохого я не еде-1» лал вам тогда?

— А при чем здесь плохое? Встретились и разошлись.

— Но тогда у вас важнецкая борода была, трудно узнать теперь…— улыбнулся Байсак вымученной, кислой улыбкой.

— Бороды существуют для того, чтобы брить их, так, товарищ комиссар?

— Да, да…— торопливо подтвердил Сыч.

— Это раз… Существуют и для того, чтобы некоторым трудней было узнать, вспомнить, что за человек стоит перед тобой. Вот и Байсак не хочет вспомнить меня… другие наши встречи.

— Искренне говорю вам, не помню.

— Вот видите. А может, вы, майор, вспомните ну хотя бы Военный трибунал округа?

Байсак часто-часто заморгал глазами и тяжело дышал, еле удерживаясь на ногах. Лицо его постепенно бледнело. Улетучивались остатки самогонного чада. Холодный пот покрыл лоб и щеки Байсака, и наконец он тихо заговорил:

— Простите мне, товарищ бригадный комиссар, все эти последние истории. Я все же советский человек, товарищ Андреев…

— Я по-иному говорил бы с вами, будь вы не советский человек. Садитесь, бывший майор Байсак!

Сыч, с болезненным любопытством наблюдавший за происходящим, несколько раз пытался встать. Все время его тянуло к дверям. Но там стояли три ладных автоматчика, да и в ногах ощущалась такая слабость, что их трудно было оторвать от пола, будто привязали к ним стопудовые гири. А в хату уже собирался народ. Одни входили молчаливо, забивались в углы хаты. Другие молодцевато козыряли, бросали беглые взгляды на начальство, рассаживались где кто мог.

Собрание пошло быстро, бурно. Его вел Бохан.

— Мы вот приехали спросить у вас, как воюете, как воевать дальше будем?

— А вы кто такие, чтобы спрашивать у нас? — бросил кто-то из дальнего угла хаты.

— Да, да, кто вы такие? — невольно вырвалось у Сыча, и его глаза начали шнырять по толпе, как бы ища поддержки.

— Вот видите, довоевались вы до того, что и комиссар ваш не знает, кто мы такие. А должен бы знать. И знает, мы ему только что говорили, да память, видно, у него слабоватая.

— Какая у него память? Об одном помнит — шкуру свою спасает в боях. Ноги боится простудить на морозе…— послышался чей-то насмешливый голос.

— С бабами воевать по деревням ловок, знает, где куры несутся! — добавил кто-то сбоку.

— Я не позволю… Молчать! Я не позволю так оскорблять меня, комиссара. Я протестую! — И Сыч тряс кулаком перед своим носом, его лицо перекосилось от лютой ненависти.

— Однако вы, товарищи бойцы, еще не ответили на наш вопрос. Спрашивают у вас представители подпольного обкома партии, работники штаба партизанского соединения.

В хате все притихли, задумались.

— Плохо воюем…— послышался чей-то несмелый голос.

— Почему плохо?

— Да вы сами видите, товарищ представитель: командир пьяный, комиссар… Да что говорить, подсунули нам комиссара… Раньше и фашистов чаще били, а теперь, как стал Сыч за комиссара, так нас чаще бьют. Перед людьми срам: босяками называют.

— Ну, ну, ну…— сурово нахмурился Байсак.

— А что «ну», товарищ командир? Вы ничего этого не видите и не слышите, что нам приходится слышать. Хоть ты убегай в другие отряды.

— А почему же не переходили?