Незабываемые дни

— Хватает заботы, Василий Иванович. Между двух огней сижу. Не каждому скажешь, что и к чему, какой я, можно сказать, староста. И выкручиваться иногда приходится, чтобы избавиться от неприятности. Но не об этом забота. Опротивело все. А тут еще, что ни день, приказ за приказом. Эти бобики тоже с приказом явились, чтобы выставил я утром сто человек на аэродром. Снегом замело, второй день самолеты стоят. А где я им сотню человек наберу, что я, детей или етариков погоню?

— Сто человек, говорите? — переспросил, задумавшись, Соколич.

— Да, сто человек. Да из другой деревни; еще примерно столько же. Вот и приказ от коменданта…— старик вытащил из кармана измятую бумажку.

— Сами водите на аэродром людей?

— Зачем? Полицаи обычно водят.

— В какой час приказано привести людей на аэродром?

— Еще затемно, к восьми часам.

Соколич глянул на часы, было пять часов утра. Перевел взгляд на Комара, мягко улыбнулся:

— Придется удовлетворить твою просьбу, лейтенант, только в план твой вносим некоторые поправки.

— Готов выполнить любое ваше задание! — И лицо Комара озарилось такой улыбкой, которая осветила, казалось, все уголки хаты.

Вскоре был изменен весь план операции, и начало ее перенесено на два часа позже.

Еще струился над полем ночной мрак, когда по дороге к аэродрому потянулась колонна людей с железными и деревянными лопатами на плечах. Ехали сани с огромными лозовыми корзинками, предназначенными для вывозки снега. Чем ближе подходили к аэродрому, тем больше проявляли усердия полицаи, подгонявшие народ, громко отдававшие команды, наводя порядок в колонне.

Немецкий часовой, стоявший у входа на аэродром, еще издалека окликнул колонну, приказал остановиться. Из ближайшего домика вышел офицер с двумя солдатами. Они направились к колонне. Офицер спросил пароль, взял у полицая путевку. Солдаты прошли вдоль колонны, подсчитали ряды. Когда доложили о результатах офицеру, тот повеселел:

— О, хорошо, хорошо… нужно работать, хорошо работать!

И тут же набросился на полицаев:

— Кто разрешил опоздать на пять минут?

— Дорога тяжелая, господин офицер, замело снегом,— выкручивался изворотливый полицай.

— Что снег? Русский мужик не боится снега. Ну, не медли, айда на работу! Да шевелитесь, лодыри!

Глаза полицая на мгновенье загорелись огнем, пальцы сжались в кулак. Но это только на мгновенье. Самым обычным голосом полицай отдал команду:

— Колонна, шагом марш!

Люди двинулись с места. В такт их шагам часто-часто бились сердца. Впереди, из мрака, выступили серебристые силуэты бомбардировщиков. Правей, выстроившись в ровную шеренгу, стояла эскадрилья истребителей. Почти до самых крыльев самолеты утопали в сугробах снега. Снежные шапки белели на брезентовых чехлах, защищавших моторы, на стеклянных кабинах летчиков и штурманов.

Тишину морозного утра нарушали только охрипшие, видно от мороза, голоса немецких солдат, разводивших людей по участкам работы. Несколько сонных голосов послышалось возле бункеров, возле площадок зенитных установок и пулеметных гнезд.

— Работать, работать! — похаживал офицер.— Чтобы весь этот снег… фюить… чтобы его как ветром сдуло.

— Постараемся, господин офицер, все сдуем, до пылинки, до соринки! — увивался возле него полицай.

— Да, да, старайтесь! — И офицер пошел к домику, в котором помещалась радиостанция аэродрома. Но подойти к домику ему не удалось. И мрачное небо, и ближайшие строения, и белый снег вдруг осветились зеленым светом. Он еще заметил, как из окон радиостанции со страшным взрывом вырвались языки красно-желтого пламени. Больше он ничего не увидел и не услышал, так как лежал уже, уткнувшись носом в снег, и кто-то торопливо отстегивал у него кобуру с парабеллумом.

Все это произошло в какую-то долю секунды,— на снегу, на крышах и стенах зданий еще не погасли зеленые отблески пущенной в небо ракеты. По аэродрому прокатились пистолетные и автоматные выстрелы, взрывы гранат будили гулким эхом сонные полевые просторы. Дело немного затянулось возле бункеров. Гитлеровцы открыли было пулеметный огонь из амбразур, но этот огонь не причинял особого вреда, так как амбразуры смотрели на поле.

— За мной! — крикнул один из партизан. Его фигура мелькнула возле бункера, показалась на земляной насыпи. Следом за ним бросилось несколько человек.— Не все, не все! Вы вдвоем на тот бункер!

В печные трубы бункеров полетели гранаты. Будто тяжелый вздох вырвался из-под земли, из труб взлетели искры, пыль. Кое-где подалась, осела земляная насыпь. А из раскрытых дверей уже выходили, выбегали с поднятыми руками перепуганные насмерть гитлеровцы — кто одетый, а кто и просто в одних подштанниках — и жалобно скулили на морозном ветру:

— Гитлер капут, Гитлер капут!