Незабываемые дни

«Видно, горит какой-то склад на земле, ничего удивительного в этом нет, война!» — подумал генерал и крепко ухватился руками за кресло, так как самолет пошел на снижение. Но спустя несколько секунд моторы заревели во всю свою силу, и самолет резко пошел вверх. О чем-то переговаривались летчик и штурман. Стрелки-пулеметчики, незадолго до того мирно дремавшие за своими турелями, вдруг начали проявлять активность, внимательно следя за небом сквозь стеклянные колпаки. Генерал глянул вниз. Весь аэродром густо дымился: горели десятки самолетов, некоторые догорали. В двух местах столбы черного дыма поднимались особенно высоко. И ни людей, ни посадочного знака — ничего.

«Бомбежка? — мелькнула мысль.— Но фронт далеко, какая же тут бомбежка…»

А самолет уже делал крутой разворот, забирал куда-то вправо. Цепляясь за кресла, за дверцы кабинки, генерал дотащился до летчика.

— Что происходит?

— На аэродроме, видно, катастрофа, господин генерал. Ищем место для посадки в поле, кончается горючее… Привязывайтесь, господин генерал, к креслу.

Самолет с ревом пронесся над деревьями, набирая высоту. От неожиданного крутого виража у господина генерала загудело в ушах и сердце забилось так быстро, будто собиралось выскочить из тесной груди. Напротив сидел полковник. Он старался сохранить спокойный, безразличный вид, но по тому, как крепко уцепился он пальцами в кожаную обшивку кресла, можно было догадаться, что на душе у самурая не все так уж спокойно и тихо. Земля встала стеной с правой стороны кабинки, взгляд различал даже отдельные вер-шины деревьев, которые быстро-быстро проносились мимо. Генерал заметил группы людей между деревьями. И еще он заметил, как в целлулоидном оконце вдруг появилось небольшое отверстие, и ухо уловило сухой, цокающий звук: с потолка посыпались осколки разбитого стеклянного плафона,

С удивлением и ужасом глядел на него полковник.

Сердце генерал-лейтенанта похолодело; закрыв глаза, он уже не замечал ничего. Если бы он еще мог видеть что-нибудь, он увидел бы, как правый «мессершмитт» вдруг начал превращаться в нечто подобное комете. Густой кудрявый хвост дыма потянулся за ним. «Мессершмитт» метнулся в одну сторону, в другую и, наконец, кувырком полетел вниз. Срезав несколько молодых сосенок и вспыхнув огненным облаком, он, уже неподвижный, задымил на заснеженной земле. Этого не видел и не слышал генерал, этого не видел и господин полковник. Оба они потеряли сознание.

20

Последняя группа партизан Соколича, замыкавшая отход всей колонны, была километрах в пяти от аэродрома, когда услыхала гул моторов. Со стороны аэродрома появились в небе три черные точки. Они росли, приближались.

— Воздух! — раздалась команда.

Партизаны бросились под придорожные березы. Самолеты с гулом пронеслись над самыми деревьями. Но не такая уж надежная маскировка зимние березы. Не прошло и минуты, как кто-то с тревогой крикнул:

— Разворачиваются, холеры!

Василий Иванович быстро приказал рассредоточиться и подготовить винтовки.

Прямо над дорогой летел «мессершмитт». Немного правей над полем тяжело гудел большой транспортный самолет.

— Огонь! — скомандовал Соколич и первый вскинул к плечу карабин. Дружный залп винтовок на секунду заглушил грозное гуденье самолетов. Партизаны вышли на дорогу, вглядываясь в небо.

— Есть один! — громко вскрикнул кто-то, заметив дымный шлейф за одним из «мессершмиттов».

— По коням! — скомандовал Василий Иванович.

Чтобы избежать возможных налетов авиации, Соколич приказал отрядам свернуть с березового тракта и направиться ближе к лесу, черневшему слева километрах в пяти. Там в условленном месте он встретился со Светликом, пригнавшим специальный обоз из города. На санях — валенки, сапоги, телогрейки, ящики с медикаментами.

— Даже тол есть…— рапортовал Светлик.— Постарались люди, кто чем богат. От каждого завода понемножку.

— А вывезли как?

— Было бы что вывозить, всегда вывезем.

И, смеясь, Светлик рассказал, как достал он специальные пропуска на выезд, как завязал знакомство с гражданскими городскими властями и они обещали ему всяческую поддержку.

— Значит, «свидетельство» наше помогло?

— Не только помогло, больше. Встречали власти с распростертыми объятиями, они боятся и носа показать в наши районы и готовы целовать куда угодно каждого, кто, значит, против… гм… большевиков. Это я, выходит, против! Видел ли ты такие дела?

21

Этот день принес Кубе много забот и тяжелых испытаний. Уже с самого утра он начал выказывать признаки такого волнения, что все подчиненные не могли не догадаться: готовится нечто интересное, может быть даже необычайное.

Еще накануне Кубе приказал коменданту и начальнику гарнизона подготовить наличные воинские части к параду. В телеграмме, полученной из ставки Гитлера, содержались явные намеки на события, которые окажут решающее влияние на положение под Москвой.

Кубе не сомневался: Япония вступает в войн}. Неизвестны были детали, но дело не в них.