Незабываемые дни

Полковник думал о своем, о необъятных просторах неспокойной Азии, о безбрежных просторах Тихого океана. То, что должно произойти, поистине чудесно и величественно. Не нужно будет постоянно думать о неблагодарных рабочих. Сотни миллионов людей в одном только Китае — неисчерпаемая армия рабов, бесплатных рабов. Перед собственными фабриками и заводами Хирошито открываются необычайные перспективы. Стоит перенести некоторые в Китай. Можно двинуться на Филиппины. Неисчислимы богатства Индонезии. Скучают по хорошей руке Индия, Бирма, Индокитай. А какие, неограниченные возможности открываются в просторах Сибири! Правда, попытки проникнуть в Сибирь всегда кончались не совсем приятно для мужественных потомков самураев. И даже теперь, когда армии экзальтированного фюрера занесли свой меч над Москвой, соотечественники полковника пока что не отваживаются произвести новую попытку ступить на сибирские земли. Мечтают о них, готовятся изо всех сил, но начало откладывают на будущее.

Полковник сам, лично не раз был свидетелем того, как Гитлер вел безуспешные атаки на японского посла, а тот всегда отвечал с почтительной улыбкой:

— О, мой уважаемый фюрер, мы сдерживаем для вас дальневосточные армии русских… Поверьте, это стоит нам очень много. Все в свое время, мой фюрер.

— Час настал. История, высший разум…— тут Адольф высоко поднимал свою руку с нацеленным, как пистолет, пальцем,—наконец, голос великой и неумолимой для наших врагов судьбы подсказывает мне: вот идет победа, она уже близка, вижу ее, слышу ее фанфары. Еще день, еще два, и она будет в моих руках. Разве вы не знаете, наконец, что май солдаты, мои офицеры собственными глазами видят Москву?

— Когда вы будете в Москве, мой уважаемый фюрер, поверьте мне, что и мы будем где-нибудь! — хитро уклонился от прямого ответа посол.

Конечно, все так сложно. Можно при случае упустить удобный момент. Однако быть под Москвой — еще не значит быть в Москве. Русские — особенный народ, их ничем не удивишь и ничем не испугаешь. Сегодня под Москвой, а завтра можно очутиться бог знает где. Такие случаи бывали в истории. А с историей, тем более с русской историей, шутить рискованно. Неплохо, если армии Гитлера действительно победят под Москвой. Может быть, тогда станут доступными для нас сибирские просторы.

Генерал-лейтенант будто угадал мысли полковника. Глянув в окно, он не то спросил, не то просто высказал свою мысль:

— Знаете, полковник, а все же приятно чувство пространства. Германия не маленькое государство, но до наших великих побед вы могли за каких-нибудь два часа пересечь всю нашу страну, от границы до границы. А сейчас мы летим уже который час, а граница еще далеко. На восток летим, полковник! И как приятно было бы, если бы навстречу нам, на запад, летели самолеты вашего отечества, полковник. Самолеты государства восходящего солнца… Хризантемы и свастика! Генерал-лейтенант готов был впасть в поэтическое настроение.

— Все в свое время, мой уважаемый генерал, все в свое время.

Можно отвечать готовыми формулами. Ответил и, задумавшись, спросил:

— А где мы летим, генерал?

Генерал глянул на заснеженные вершины деревьев, которые медленно проходили под крылом самолета.

— Самолет идет над белорусскими лесами. Скоро нас встретит гауляйтер Белоруссии, до аэродрома уже недалеко.

— Говорят, здесь у вас много партизан?

— Кто сказал, что много? Преувеличение, господин полковник. Партизаны — это архаический пережиток.

— Однако они приносят вам, как я слышал, значительные неприятности.

— Какие там неприятности? Партизаны — это анахронизм. Они имели существенное значение в семнадцатом столетии, когда конь да хорошая сабля, ну, еще вдобавок кремневое ружье были решающими факторами в войне. А в наше время, время пикирующих бомбардировщиков, танков и автоматов, партизаны — пустой звук, иллюзия, ну, если хотите,— пропаганда, большевистская пропаганда, рассчитанная на слабонервного интеллигента, на трусливого обывателя. У нас же солдаты, полковник, солдаты, железные люди, не знающие никаких сантиментов и страха. Гитлеровские солдаты!

Генерал чихнул несколько раз и начал принюхиваться. В кабине сильно запахло бензиновым перегаром. Генерал тревожно глянул в кабину летчиков, но ничего особенного там не увидел. Только штурман озабоченно сверял карту, несколько раз принимался за радиопередатчик, но там, видно, что-то не клеилось, и он снова хватался за планшетку с картой. А перегаром пахло все сильней и сильней. И, только глянув в окна уютной пассажирской кабины, генерал понял причину появления неприятного запаха: самолет пересекал густую, черную, как копоть, тучу. Сквозь просветы в туче видно было, как стремительно лавировали два «мессершмитта», конвоировавшие самолет.