Подполковник вначале намеревался сам отправиться с одним батальоном, чтобы лично на месте руководить всей операцией. Но танкетка, в которой он выехал за батальоном, безнадежно застряла в первой же ложбине. То же произошло со второй танкеткой и с третьей. Пришлось оставить на станции и несколько грузовиков, приспособленных под минометы. Весеннее бездорожье нарушило планы подполковника. Он вынужден был отказаться от своего намерения двигаться вместе с батальоном и остался на станции, чтобы отсюда оперативно руководить всей экспедицией.
Станция, где обосновался Шмерц, была, если говорить о партизанах, сравнительно тихая. Согласно агентурным сведениям, такими же спокойными были и ближайшие районы. Лесов тут маловато, на несколько километров тянулись одни кустарники да болота вдоль речушки. Может, поэтому немцы создали на станции большой склад зерна. Более тысячи тонн ржи было ссыпано в станционном пакгаузе, несколько штабелей мешков с зерном, затянутых брезентом, высились на пакгаузном перроне под открытым небом. Отсюда получали хлеб ближайшие гарнизоны, небольшая паровая мельница едва справлялась с помолом. Ожидалось прибытие порожняков для отгрузки целого эшелона зерна в Германию. На пакгаузном дворе стояли скирды прессованного сена.
Склад зерна и мельницу охраняли пятнадцать полицаев, да было еще на станции человек десять из немецкой дорожной охраны. Это и был весь гарнизон станции.
Поскольку лишних помещений на станции не имелось,4 Шмерц остался со своим небольшим штабом в пассажирском вагоне, в котором он и приехал. Взвод эсэсовцев расположился в своих вагонах-теплушках, стоявших возле самого пакгауза.
И утро и день прошли спокойно. Подполковнику передали по полевой рации несколько донесений: все шло по плану; части занимали населенные пункты согласно разработанному графику; произошло несколько мелких перестрелок, видимо с незначительными Группами партизан. Второй батальон, совершавший глубокий рейд в тылу партизан, направил на станцию значительную группу, более двухсот человек, «добровольцев» для отправки в Германию.
Поздно вечером от командира первого батальона пришло срочное донесение, что батальон столкнулся наконец с основными партизанскими силами, которые отступают, избегая открытого боя, и что с минуты на минуту можно рассчитывать на их полное окружение.
Батальону помогает полицейский отряд, с которым удалось наладить тесный контакт. После десяти часов вечера «никаких донесений больше не поступало, и, прождав часа два и отдав последние приказы относительно ночных застав и патрульных постов, подполковник пошел отдохнуть.
Видно, все началось спустя два-три часа. Адъютант осторожно, но настойчиво тряс его за плечо.
— Что случилось? — механически спросил господин Шмерц, протирая глаза и с трудом приходя в себя.
— Пожар, господин подполковник!
Подполковник и сам наконец увидел, что окно светится расплавленным золотом, по потолку вагона мечутся багровые блики. В вагоне пахнет прогорклым дымом. Торопливо натягивая мундир, подполковник глянул в окно. Прямо перед ним на открытом перроне стояли ярко освещенные три танкетки. Из-за перрона тянулись густые клубы желто-белого дыма. Густой, черный дым пробивался из окон и дверей деревянного пакгауза. Возле танкеток суетились солдаты с ломами, с лопатами. Только теперь заметил Шмерц, что горят и танкетки. Еле заметное бледно-синее пламя трепетало на серой броне, от пулеметных бойниц до забитых грязью гусениц.
— Да что они, с ума сошли, что ли? — заорал подполковник.— Какой дурак тушит бензин снегом… Я расстреляю мерзавцев.— Подполковник кинулся в тамбур.
Не успел он ступить на перрон, как довольно сильный взрыв заставил его броситься на землю. Взорвался, видимо, бензиновый бак на одной из танкеток, и красное пламя взвихрилось над перроном, а вслед за ним поднялись черные клубы дыма. Один за другим раздавались сравнительно слабые взрывы,— рвались ящики с пулеметными патронами. Из-за перрона ветер нес множество горячих ослепительных искр, прожигавших шапки и мундиры солдат. Временами ветер выхватывал из огня клоки сена, и они летели яркими факелами, освещая вагоны, железнодорожные пути и еще более сгущая ночной мрак вокруг. Вот порывом ветра сорвало огромный кусок толя с крыши пакгауза. Он упал на вагон. И сразу огненная лавина забушевала над головой подполковника. Он видел, как лизнула она и раз и второй блестящую светло-синюю стену вагона. Стена начала морщиться, темнеть, краска трескалась, отскакивала пластинками. Сквозь узенькие пазы жестяных листов то здесь, то там вырывались струйки дыма.