Незабываемые дни

Все это произошло в течение каких-нибудь двух-трех секунд. Но и их оказалось достаточно, чтобы вдребезги разнести все планы господина подполковника, над которыми он сидел несколько недель. Какая-то нелепая случайность губила не только его планы, но и карьеру. Но ведь есть виновный, кто-то проспал или совершил преступную небрежность. Шмерц еще не допускал мысли о наличии какой-нибудь грозной опасности. Однако нужно спасать эшелон. Почему не подают паровоз, чтобы оттащить вагоны от пакгауза? Э-э, черт побери, паровоз еще с вечера пошел на соседнюю станцию набирать воды.

Много мыслей пронеслось в голове господина Шмерца. Он бросился изо всех сил подальше от пакгауза. Ему навстречу бежал адъютант.

— Спасайте оружие и боеприпасы! — только и мог крикнуть растерянный, смущенный Шмерц, вытирая ладонью взмокшую лысину.

— Выгружают, господин подполковник…

— Где же паровоз?

— Паровоз лежит под откосом. За семафором путь разобран…

— Как разобран?

В эту минуту с той стороны, где находилась станция, донесся пронзительный крик. Несколько гитлеровцев из железнодорожной охраны сломя голову бежали к вагонам:

— Партизаны! Партизаны!

Где-то сзади, видимо у входных стрелок, застрекотали пулеметные очереди.

— Назад, господин подполковник! — услышал Шмерц голос адъютанта, искавшего спасения за колесами вагона.

Подполковник бросился бежать назад, вопя:

— Огонь, огонь!

Но и без его команды начали бить пулеметы из вагонов. Отстреливались из винтовок, автоматов. Нестерпимый жар выгонял солдат из вагонов, они выскакивали на пути, искали спасения где кто мог. Стрельба партизан усиливалась. Прижатые, с одной стороны партизанами., с другой стороны теснимые огнем пожара, гитлеровцы начали медленно отползать вдоль фундамента пакгауза к станции. Когда же в охваченном огнем вагоне начали взрываться канистры и бочки с бензином, гитлеровцы в панике побежали. Уже никакая сила не могла остановить их. Подполковник глянул на свой вагон. Загорались рамы окон, тлели подножки, двери тамбура.

— Боже мой, ведь там все документы! — вдруг вспомнил подполковник.

Из последних сил он бросился к вагону, вскочил на подножку и тут же покачнулся, шлепнулся в снежную кашицу, в грязь. Он ощутил еще запах старой гнилой шпалы, которая слегка курилась паром, согретая огнем…

Тут же явились партизаны и, не теряя ни секунды, начали хозяйничать в вагоне. Они выбрасывали папки с бумагами, тащили небольшой портативный сейф с секретными документами. Осторожно из рук в руки передали штабную рацию. И когда через окна вылетело еще несколько автоматов и, наконец, вместительная планшетка, командир коротко спросил:

— Что там еще?

— Разная мебель, посуда и всякая дребедень…

— Вылезайте!

Командир раскрыл трофейную планшетку. На карте-километровке был размечен на несколько дней вперед план проведения экспедиции. Здесь же были и предварительные наметки плана мобилизации добровольцев. Но главное, к чему стремились эсэсовцы, это партизанский лагерь — Место приблизительного его размещения обведено на карте толстой красной чертой, в середине кружка написано: «Батька Мирон».

В планшетке нашли и оперативный приказ. Он был не так уж сложен: полицейскому отряду и эскадрону конных жандармов ставилась задача выманить отряд Мирона из лагеря и, отступая к городку, временами демонстрируя панику в своих рядах, оттянуть силы партизан как можно ближе к речке. Вот здесь и выступят по горячим следам первый и второй батальоны, выбьют партизан из леса и, разбив их на отдельные группы, уничтожат на открытом месте.

Одновременно ставилась задача ликвидировать отряд дяди Кости, о дислокации которого у гитлеровцев не было даже приблизительных сведений. На карте стояло несколько красных вопросительных знаков с короткими приписками: «Дядя Костя».

Как незаметно появился отряд на станции, так незаметно и покинул ее.

4

Большое село, куда попала Надя с транспортом раненых гитлеровцев, было ей знакомо. Из этого села родом ее мать, и вместе с нею Надя не раз приезжала сюда. Правда, с тех пор прошло немало времени, село изменило свой вид, появились новые постройки, клуб, средняя школа, благоустроенная колхозная усадьба. В самом начале войны одна из улиц села выгорела от бомбежки, и теперь сиротливо торчали закопченные трубы. В селе — волость, и небольшой гарнизон, и комендант, и зондерфюрер со своей командой.

Раненых разместили в здании школы, оказали кое-какую помощь и утром собирались отправить их на станцию, или, как говорили гитлеровцы, на базу. Надя, ночевавшая на возу на школьном дворе, рассчитывала, как только рассветет, отправиться домой, навестив, если удастся, одну из своих теток. Надя решила еще с вечера зайти к ней, но со двора никого из подводчиков не пустили. Поздно вечером в село ввалилось сотни полторы эсэсовцев. Они были злые, разъяренные. Долго расспрашивали бургомистра, кричали на него, — гоняли во все стороны встревоженных полицаев. Видно, партизаны где-то здорово всыпали эсэсовцам, так как привезли они еще довольно большую группу раненых. А воза три были нагружены убитыми.