Незабываемые дни

Так произошли некоторые служебные перемены в жизни Веры. Ей начали давать более ответственные поручения в школе, которая носила скромное название школы служащих лесных заповедников. Школа помещалась в бывшем профсоюзном доме отдыха — в полкилометре от города, на берегу реки. В старом тенистом парке было разбросано несколько одноэтажных и двухэтажных деревянных зданий, занятых под разные службы и под жилье «будущих лесных служащих». К парку примыкал огромный плодовый сад. Главное здание стояло на высоком холме, переходившем в крутой обрыв над рекой, заросший орешником и небольшими дубками. Ровный песчаный берег внизу был когда-то уютным пляжем. За рекой простирались безграничные луга, кое-где прорезанные голубыми затоками, речушками и неглубокой извилистой старицей. Берега старицы и речушек заросли лозняком, ольшаником, которые тянулись сплошным темно-зеленым массивом до синеющей полоски леса на горизонте. На холмиках виднелись дубы. Утром, когда белый туман курился над лугом, их зеленые громады будто повисали в воздухе и, казалось, становились все выше и выше, поднимаясь вместе с солнцем, под которым никли полоски тумана и зажигались мириадами блесток росные травы. Километрах в двух-трех от парка по течению реки лес подходил к ее берегам, заросшим густым лозняком, склонявшимся до самой воды.

Если Цайту случалось останавливаться в школе на несколько дней, он любил рано просыпаться, чтобы встретить на крутом берегу реки восход солнца. Взяв полотенце, спускался с кручи на золотистый песок и, быстро раздевшись, бросался с разбега в быструю прозрачную воду, делал несколько коротких заплывов.

Цайт подбивал и Вейса на эти утренние купанья. Но Вейс любил поспать и не представлял себе, как может человек ни свет ни заря оставить теплую постель и нырять в воду, над которой завиваются кудряшки тумана и в которой еще, казалось, плавают прозрачные льдинки, до того она зябкая и кусачая. Если уж купаться, то лучше, когда солнце к полудню хорошо согреет воду и когда так приятно бывает полежать в горячем, как зола, песке. Да и не сказать, чтобы безопасно было на этом пляже. Совсем недавно, когда купалась одна из групп школы, откуда-то с луга, из дальних кустов послышались выстрелы. В результате два кандидата в будущие лесные служащие были убиты среди белого дня, а тех, кто стрелял, так и не поймали. Да где ты их поймаешь! А когда однажды ночью сгорело одно из помещений школы, стоявшее возле самой реки, пришлось весь пляж оплести колючей проволокой в несколько рядов, а территорию школы огородить высоким деревянным забором.

В девять часов, когда в конторе появлялась Вера, солнце уже было высоко. С заречных лугов, над которыми переливалось трепетное марево, доходили сюда такие запахи разных цветов и трав, что Цайт, появившись в канцелярии и поздоровавшись, открывал дверь на балкон.

— Вы полюбуйтесь, Вера, на эту красоту!

Вера выходила на балкон, откуда открывался широкий вид на заречные просторы.

— Вы видите?

— Вижу, господин Цайт, это действительно красиво.

— Хо… красиво… Это сказано скупо. Это больше чем красиво. Вы дышите! Дышите полной грудью. Вы чувствуете что-нибудь?

— Чувствую… Оттуда доносятся приятные запахи.

— Не только приятные, Вера, а здоровые. Это не только аромат, это бальзам… который восстанавливает силы, возвращает молодость. Я чувствую, как молодеет мое сердце, как начинает оно биться сильней и сильней. Не верите? Дайте вашу –руку, Вера, и прикоснитесь ею к моей груди. Вы слышите?

«Будь более ласкова с Цайтом», — вспоминает Вера слова тетки Ганны. Она протягивает руку, и сам Цайт прикладывает ее к своему сердцу.

— Слышите? — Лицо Цайта сияет, как хорошо начищенный самовар.

— Слышу… А может, вам, господин Цайт, лучше принять сейчас какие-нибудь сердечные капли, оно так лихорадочно бьется…— с деланной тревогой говорит девушка.

— О-о… вы милая шутница! Никакие лекарства мне теперь не нужны. Я вижу вас, а вы… вы… самый лучший бальзам, который вылечит любое сердце, любую рану,—господин Цайт делает небольшую паузу,—нанесенную вами…

Вера делает вид, что не слышит этих слов. Она смотрит с балкона вниз, на дорожку, где идет Вейс.

— Пора начинать работу, господин Цайт, вон господин Вейс уже пошел на занятия.

— А что ему делать, нашему Вейсу, кроме служебных занятий? И на что он больше способен, наш славный индюк?

— Вы злословите… Разве так можно делать, уважаемый господин Цайт?

— О, славная хитрунья! — Цайт торопливо целует руку девушки.— Я ведь ничего худого не говорю о нашем Вейсе. Он неплохой человек, и я уважаю его. Но согласитесь, что он немножечко, немножечко…

— Не понимаю вас.

— Что же тут понимать? Сколько времени знает вас, работает вместе с вами и не замечает, не ценит, не видит, какая чудесная жемчужина рядом а ним. А этой жемчужине нужна такая же чудесная оправа…

Господин Цайт пытается еще раз взять Веру за руку. Но девушка так мило грозит ему пальчиком:

— Работать, работать, господин Цайт! — и исчезает? в дверях.

— Ваша правда, хитрунья! Мы не должны забывать о делах!