Незабываемые дни

— А во-вторых, при чем здесь война? Кончится она в конце концов, и, видимо, скоро.

— Так, выходит, ты просто завоевала его, покорила?

— Ну вот… А Комар… Что ж Комар? Он хороший человек. И герой…

– «Вся в тетку пошла»,— подумал Соколич, вспомнив давние годы, когда его собственную невесту, нынешнюю жену, нельзя было упрекнуть в излишней пассивности. Увидев, что увлекается хлопец, недолго думая в такую атаку пошла, что он, как сам шутя признавался, «и ручки вверх поднял». Одним словом, сдался — и под венец без долгих сборов.

— Так выходит, ты просто завоевала его, покорила?

— А может быть, и завоевала, дядечка. Он сам мне признался в госпитале. «Ты, говорит, наконец одолела меня, посмеивался, посмеивался над тобой, да незаметно и влюбился. А теперь, говорит, я жить без тебя не могу, малявка моя…» Так и сказал…

Девушка после такого признания почувствовала себя неловко и заторопилась окончить разговор:

— Я к вам пришла как к своему дяде. Может, я и, не пошла бы к вам, если бы отец был близко. С ним бы и посоветовалась. Но вы послали его в Москву, с кем мне посоветоваться теперь?

— Ты, конечно, правильно поступила. Но мне сдается, что не плохо было бы, если бы Комар сам явился ко мне с такими делами, а не ты…

— Он и хотел идти, но я приказала не ходить, мне как-то удобней идти к вам.

— Так прямо и приказала? — засмеялся Соколич.

— Ну, отсоветовала, дядечка…

— Вот и разберись: то приказала, то отсоветовала… Хорошо, могу дать совет и тебе и ему. Не торопитесь, хватит еще у вас времени. Вот закончим войну и такую тебе свадьбу устроим, что… одним словом, подождите еще.

Упрямое выражение исчезло с лица девушки. Другим уже тоном, смущенно и настороженно, она проговорила:

— Мы не можем ждать, дядечка…

— Почему это?

— Я должна стать, ну… буду через несколько месяцев матерью.

— Вот тебе раз! — даже привстал за столом Соколич.— С чем, с чем, а с этим могли не торопиться…— и добавил, понимая, что затрагивает ее больную струнку: — А знаешь ли ты, моя милая, что для такого дела я должен отослать тебя отсюда куда-нибудь за линию фронта? Ты должна будешь отойти от нас, ну… от нашей партизанской жизни.

На ее лице снова появилось упрямое выражение. Уже решительно и категорически она заявила:

— А я никуда не поеду отсюда… До последнего буду заниматься комсомольскими делами…

— Видишь ты, какая нашлась боевая. Ты же ничего не понимаешь еще в том, к чему готовишься… Всегда у вас, молодых, так: сначала сделаете что-нибудь, а потом советуетесь. А надо бы наоборот…

— Извините меня, товарищ командир, что побеспокоила вас…— и Майка с решительным видом встала со скамеечки. Хотя выражение ее лица было подчеркнуто суровым, но предательские слезы готовы были вот-вот навернуться на глаза.

— Ну, ну, насупилась… И слова нельзя сказать. Подойди поближе… смелей, смелей!

Он положил руку ей на плечо, достал из кармана платок:

— Давай слезы вытрем, не к лицу они такому партизану, как моя… непослушная племянница.

— Вы не смейтесь!

— А что же мне, плакать прикажешь? Кто еще посочувствует тебе, кроме меня? И все же позову твоего лейтенанта и не посмотрю, что он герой, обломаю ему комариные крылья, чтоб он и другим заказал сбивать с пути некоторых… племянниц…

— Не надо! Он ни в чем, ни в чем не виноват…

— Ручаешься?

— Говорю вам чистую правду!

— Тогда, видимо, придется дать вам разрешение на официальный брак со всеми, как говорится, вытекающими отсюда последствиями. Одним словом, благословляю…

Раскрасневшаяся, веселая, возбужденная, Майка бросилась обнимать дядю, несколько раз чмокнула его в щеку.

— Тихо, тихо, а то задушишь!

Забыв о всех воинских правилах прощания с начальником, она вихрем помчалась из комнаты. За дверью столкнулась с Надей и ее подругами.

— Что с тобой? — спросила Надя.

— Ах, Надечка, славная, милая, хорошая! — повисла Майка на ее шее.— Замуж выхожу, понимаешь, замуж!

— А-а… тогда все понятно… Ну, поздравляю, поздравляю, желаю тебе большого счастья!

— Спасибо, Надечка! Приходи ко мне.— Наконец Майка заметила двух Надиных подруг.— Кто это? — тихо спросила она.

— Сестра моя Галя и Марина, они убили Кубе.

— Кубе? Они? — На лице Майки появилось искреннее выражение восхищения. С жадным любопытством разглядывала она обеих женщин. Каждую обняла, расцеловала.— Вот это дело так дело! Вас партизаны на руках будут носить, что убили такого… такого врага. Ну, я, девчатки, побегу! Прощайте! Заходи же, Надя!

19

Соколич тепло принял трех подруг. Поздравил, поблагодарил от имени командования.