Незабываемые дни

На сухом склоне, на поваленной ветром сосне, сидел Соколич и следил за потоком людей, которые вот уже час шли и шли, подгоняемые страхом за жизнь, за своих детей. Вот немолодая женщина кое-как усадила ребенка возле ручья, припала запекшимися губами к воде и жадно пьет, смочила водой вспотевшее лицо, пробует напоить с ладони ребенка. Он кричит, заходится плачем, разбрызгивает ручонками воду с ладоней матери. Люди искоса посматривают на нее:

— Да уйми ты его, баба…

Поторапливают партизаны:

— Не собирайтесь толпой, проходите, проходите! Стрельба не утихает. Изредка по обеим сторонам рва рвутся немецкие мины. Дети испуганно бросаются к матерям, хватают их за руки:

— Мамочка, страшно!

— Проходите, проходите!

А малышка все не унимается, бьется на руках матери трепещущим комочком.

— Когда ты утихнешь,— со злостью выкрикивает мать,— несчастье мое! Кричишь, поганец, на мою погибель. Если бы только меня, ты и других погубишь, проклятый… Замолчи наконец, а то задушу тебя своими руками…

Она закрывает рот ребенка ладонью. Тот кричит еще сильнее. И женщина бьет его в диком отчаянии.

Лицо Соколича темнеет, тяжелым шагом идет он к женщине, роется в своих карманах.

— Что ты делаешь, неразумная ты женщина? Брось издеваться над ребенком!

— А ты что за указчик мне? Иди своей дорогой!

— Ребенка, говорю, не бей, он ни в чем не виноват.

— Много вас, жалостливых, а накормить некому…— и женщина сама начинает плакать.

Соколич берет ребенка на руки и, найдя в кармане кусочек сахару, сует его в рот ребенку. Почувствовав сладкое, ребенок замолкает. Еще минута, и он счастливо улыбается, тянется ручками к носу доброго дядьки.

Что-то хотела сказать женщина, но адъютант привел к Соколичу группу крестьян: несколько женщин и мужчин. Высохший как щепка старик, на котором болталась одежда, будто натянутая на тонкую палку, сразу заговорил:

— Родненький, дорогой, на тебя одна надежда. Посмотрел бы, что вытворяют твои партизаны! Немцы по лагерю бьют из пушек, из пулеметов. Мы просим партизан, чтобы они немца отогнали и помогли нам с места сняться, так они и в нашу сторону не смотрят. Нам, говорят, не до вас, у нас свои дела, мы на боевую операцию идем. Только их и видели, а немец уже шалаши поджигает, которых настиг, перестрелял и замучил. Мы убежали и еще некоторые убежали. А много людей попало к душегубам. Так вот, Василий Иванович, как твои партизаны народу помогают.

— Постойте, постойте! Какой отряд вы просили помочь?

— Где там разберешь, какой отряд? Командира, правда, мы не узнали,— видно, из новых. Высокий такой и все кричит, ругается. «Я, говорит, не обязан ваши лохмотья оборонять, у меня своя задача, боевая». А при чем тут лохмотья? Людей жизни решают., а он лохмотья вспомнил. Человек, называется, командир…

Соколич срочно передал приказ одному из отрядов ударить по немцам, ворвавшимся в лагерь, и тут же назвал крестьянам фамилии командиров отрядов, которые должны находиться в зоне лагеря.

— Да нет, Василий Иванович, этих мы всех знаем. Конечно, и у них попадаются партизаны, которым иной раз не обрадуешься, но чтобы народом так бросаться… Чего не было, так не было, врать не будем. А тут на тебе, хлопцы как быки, один к одному, при хорошем оружии, даже три танка с собой гонят и, видишь ли, дали ходу от немцев.

— Три танка, говорите? — переспросил, задумавшись, Василий Иванович.— Вот что, отец, оправдываться перед вами не буду, проглядели мы, выходит, одно дело, а того, что случилось, уже не поправишь. Скажу только: виновных в разгроме вашего лагеря по головке не погладим. Накажем!

В то время как Соколич разговаривал с крестьянами, неизвестный отряд очутился уже в непосредственном соседстве с бригадой Капуши и отрядом Зарубы, они остановились на короткий отдых после тяжелого дневного перехода. Видно, командир неизвестного отряда не намеревался долго –задерживаться там, где разместилось на одной линии несколько других отрядов. Когда его отряд наткнулся на партизанские заслоны, он собирался отдать команду изменить маршрут.

Заметив, что отряд, по существу, окружен подоспевшими с привала партизанами, командир и комиссар нового отряда довольно ласково спросили:

— Где же ваше начальство? Надо познакомиться. И как бы в ответ на их вопрос тут же появился

Капуша.

— Что за шум и что за люди? — шутливо спросил он, ни к кому особенно не обращаясь. За ним медленно шел Заруба.

— Разрешите отрекомендоваться: командир отряда «Слава» — Блискавка Андрей Сергеевич, а этот товарищ — комиссар отряда Бовтик Миканор Севастеевич.

— Очень приятно, очень приятно… Откуда направляетесь и куда?

— Долго рассказывать, товарищ командир бригады. Некоторое время были под Псковом, побывали в Литве, теперь направляемся к вам, к Василию Ивановичу. Попали в окружение, но, слава богу, вырвались, хоть и с большими потерями.

— Что ж, без потерь не бывает. Однако и танкетки у вас есть, интересно…

— Отбили у фашистов, выходя из окружения.

— По какому случаю к нам прибыли?