Незабываемые дни

Надя утешала Веру и ее мать, но не могла она открыться, что явилась в город по специальному заданию дядьки Мирона, что уже выполнила несколько поручений, установила связи с нужными людьми, что и сюда она заглянула не просто так. Еще когда Надя рассказывала Мирону о своей встрече с Любкой, о переводчице в комендатуре, тот сразу поручил ей:

— Если хорошо знаешь эту Смолянкину, попытайся встретиться. Но сделай это так, чтоб она не подумала, будто ты специально интересуешься ею. И чтобы немцам не очень бросилась в глаза ваша встреча. Одним словом, посмотри, узнай, чем там люди живут, в какую сторону смотрят. А там разберемся.

Уже выходя от Веры и глядя ей прямо в глаза, Надя сказала:

— Вот что, девочка: если по-прежнему чиста твоя душа, то слишком печалиться нечего… как-нибудь выбьешься из горя. Ну, прощай. Может, еще и встретимся. Думаю, что встретимся…

11

Как-то ранним утром, когда Соколич и его товарищи подъехали к глухому полесскому местечку, слева от них, в шести —восьми километрах, поднялась вдруг стрельба.

Она то ослабевала немного, то разгоралась с новой силой. Потом внезапно стихла.

— Замаскируйте машины! — приказал Соколич. Шоферы загнали запыленные «эмки» в глубь молодого сосняка, и все начали осторожно пробираться к местечку, глухим переулком вышли на улицу. Тут было полно народу: красноармейцы из окруженцев, не бросавшие надежды пробиться к своим, гражданские, которые также двигались на восток и выбрали эти глухие полесские места, куда гитлеровцы не успели еще послать гарнизоны. Близкая стрельба вззолновала всех, спутала планы. Многие ожесточенно спорили, собирались группами, горячо убеждали друг друга. Попадались в этой толпе, давно утратившей военный вид, военную выправку и дисциплину, и молчаливые, безучастные ко всему люди. Они равнодушно прислушивались к спорам, безразлично посматривали на окружающее и лениво жевали выпрошенный хлеб. Кое-где в толпе хлопотали командиры, стараясь придать ей более или менее организованный характер.

Соколич только собрался вмешаться в происходящее,— он хорошо знал местность и мог дать точные советы о маршрутах,— как в конце улицы кто-то пронзительно крикнул: «Танки!» Говор утих, все настороженно оглянулись на крик. А слово — танки! — летело уже улицей, росло, ширилось. Людей как вихрем сдуло с улицы. Прыгая через заборы, плетни, все мчались кто куда: одни к ближайшему лесу, другие в болотный кустарник, начинавшийся сразу же за огородами. Вместе с ними спасались и крестьяне с детьми. Они бросились в ржаное поле за крайними хатами.

А из конца местечка уже доносился нарастающий гул моторов.

Пришлось и Соколичу с его группой забраться в густой кустарник на берегу болотной речки, протекавшей возле самых гумен. Гул моторов раздирал воздух, дрожала земля под ногами,— видно, танки уже мчались по улицам.

Немцы почему-то не остановились в местечке, а на полной скорости полетели дальше, причем не удобной лесной дорогой, а полевой проселочной.

Вскоре все стихло. Из кустарников, из леса, из ржаного поля шли крестьяне, осторожно оглядывая все вокруг.

— Ну, давайте дальше!

Двинулись в том направлении, откуда появились танки. И когда въехали на старый шлях, проходивший вдоль огромных болот, поняли причину стрельбы. В том месте, где с одной стороны к дороге вплотную подходила болотная речушка, а с другой возвышался крутой пригорок, на котором начинался густой, непроходимый лес, сгрудилось в беспорядке около десятка немецких танков. Некоторые еще дымились. Вся земля кругом, толстые корни деревьев были разворочены гусеницами, вытоптаны, опалены. Судя по тому, что на танках не видно было ни одной пробоины, их просто подожгли. Только у первого танка да у двух последних сбиты и повреждены левые гусеницы, — видимо, от взрыва мощных гранат. Покореженные кое-где корпуса и откинутые с огромной силой башни говорили о взрывах боезапасов внутри самих танков.

— Вот это, хлопцы, работа! — восхищенно проговорил Соколич.— Теперь понятно, почему так стремительно пронеслись танки через местечко и подались полем, по проселкам… Леса боятся! Видите, колонна двигалась по большаку, а отсюда резко подалась влево, ища спасения… Кто-то подсыпал им жару! Вот это молодцы, не зевают!

Веселое оживление овладело группой Соколича. Дальше ехали осторожно, неторопливо. Временами останавливались, внимательно прислушиваясь, чтоб не напороться на механизированную немецкую часть.

Солнце клонилось к закату, когда проезжали они густой, глухой бор. Василий Иванович уже думал об удобном месте для ночлега и перебирал в памяти все знакомые местечки в лесу, в котором приходилось ему ходить, когда он работал здесь секретарем райкома. Он только что собирался подать команду шоферу, чтобы тот остановил машину перед небольшим мостиком через лесной ручей, как команду неожиданно дали другие.

С обеих сторон выскочило на дорогу несколько вооруженных людей, а один человек с автоматом стремительно бежал навстречу и кричал что было сил:

— Стой, стой!