Незабываемые дни

Год выдался урожайный, как никогда. Рожь в поле стояла стеной. Набирались силы овес и ячмень. На лугах такие вымахали травы, хоть прячься в них. Правда, они перестояли уже, отцвели и на сухих местах побурели, посохли, так и не дождавшись косы. По низинам хлеба и травы кое-где полегли, и не от дождей, не от гроз, а просто от буйного роста, от яростного плодородия.

И все это цветение земли не радовало глаз. Не тянулась рука к косе, к граблям. Да и мало было рук.

Однако Соколич не удивился, когда встретил на поле целое звено девчат, окучивавших позднюю картошку.

Разминая онемевшие ноги, Соколич подошел к ним:

— Работаете, девушки?

— Работаем, дяденька.

Одна девушка все приглядывалась к нему, к машинам на дороге, к двум шоферам возле них и, немного застыдившись, спросила:

— А вы кто такие будете? Что-то не знаем мы вас, никогда не видели.

— Вот тебе раз: они меня не знают, а я их знаю. Вы из «Красного партизана»?

— Да.

— А как поживает ваш председатель?

— В армию ушел.

— Есть у вас хороший садовод, Тихон Заруба, как он там со своими антоновками и берами управляется) Он ведь за них золотую медаль в Москве на выставке получил.

Девушка явно смешалась. Ее подруги прыснули со смеху в уголки платочков и с интересом следили за человеком, который все знает об их колхозе.

Девушка нерешительно ответила:

— Это мой батька Тихон Заруба. Мы и есть Зарубы…

— А где же он теперь?

— Он? Он тоже… по мобилизации.

Даже переглянулась с другими девчатами, а те опустили глаза, будто были они в каком-то сговоре. А девушка еще раз сказала, подчеркивая последние слова:

— Да, в армии. У нас все в армии, которые молодые… Ну, а которые постарше, те… тоже в армии… по мобилизации.

— Ага, по мобилизации! — дружно, как по команде, подтвердили и другие девчата…

Скоро девушки, узнав одного из шоферов, догадались, с кем они разговаривали.

Обе машины остановились в небольшом селе, стоявшем на опушке леса. Соколич хорошо знал хату Зарубы и, поставив машины среди скирд старой соломы на колхозном току, пошел со своими товарищами во двор Зарубовой хаты. По-прежнему цвели под окнами красные георгины, высокие паничи, золотистые шары ноготков. Посреди двора стояла старая развесистая груша-дичка. То и дело проносились стремительные ласточки, забирались под застрехи и о чем-то щебетали, так мирно, тихо, вызывая ласковые воспоминания о далеком детстве. Лет пятнадцать уже не жил Соколич в деревне. И всякий раз, когда попадал он на крестьянский двор, в душе оживали картины детства, О нем напоминали и красные маки на гряде, и лопушистая ботва тыквы, и золотые подсолнухи, и запахи укропа, зеленой конопли. И часто, едва запахнет укропом, в глазах встает солнечное-солнечное утро, трепещущие капельки росы на цветах, освеженная за ночь земля, еще зябкая в тени,— так приятно прикоснуться к ней босой ногой. Сделаешь несколько шагов, и сонливость как рукой снимет. А мать говорит:

— Шевелись, шевелись, сынок, а то опоздаешь на пастбище…

… Вот на таком дворе начинал свою жизнь Василий Иванович. И потому с одного взгляда на двор, на ворота, на хлебы, на дровяной сарай сразу узнавал, что за человек здесь живет и работает. И какого он характера, и какие у него склонности, и как он относится к работе, и какая у него жена, и есть ли у него взрослые хлопцы и девчата. Правда, за последние годы многое изменилось и во дворе и в крестьянской хате. Исчезли подпертые кольями стены, заткнутые тряпками окна, кривые, сгнившие вереи, растрепанные ветрами и дождями крыши. На окнах забелели занавески, а под окнами веселые палисадники с цветами, с молодыми кленами и березками. Многое изменилось, всего и не перечислишь. А главное — люди…

Соколич еще раз взглянул вокруг: двор как двор, в полном порядке. Чистый, подметенный. Аккуратная клетка дров у стены хлева. Под поветью просыхают новые доски. На штакетнике сушатся кувшины. Под застрехой клети связка свежих березовых веников — специально для бани. Все так привычно, знакомо. Но что это? В аккуратно срубленной клети еле держится на одной петле — вот-вот упадет — перекошенная дверь. Верхняя петля вырвана с мясом, с гвоздями. На стене хаты какие-то пометки мелом — не нашими буквами. От клети к воротам протянулся след колес тяжелого грузовика. Половина ворот сломана.

Видно, побывали здесь гитлеровцы.

И еще одно обстоятельство бросилось в глаза: не выбежала на крыльцо хозяйка, как прежде, чтоб встретить гостей. Не слышно и хозяина, где-то задержался. Через запыленное окно испуганно смотрит на двор женщина, внимательно следит за незнакомыми людьми.

Соколич заходит в хату. Женщина как бы нехотя отвечает, на приветствие, нерешительно приглашает сесть, а сама стоит возле печки, переминается с ноги на ногу. В хату, стукнув дверью, не входит, а вскакивает девушка, которую встретили на поле. Она бросается к матери:

— Мамочка, почему вы не принимаете гостей?

— Я не знаю, какие это гости,— шепотом отвечает ей женщина.