Незабываемые дни

Соколича радовало, волновало настроение колхозников. Много проехал он районов и не встречал в народе растерянности, паники, безнадежности, неверия в нашу победу. Правда, попадались отдельные люди, потерявшие от страха рассудок, готовые броситься в панике прямо в руки врага. Встречались и такие, которые словно обмякли, утратили всякую волю и жили растительной жизнью, лишь бы день прожить.

А народ, стиснув зубы, смотрел в глаза грозной опасности, присматривался к фашисту, к его повадкам, —

Сжимался кулак у народа. Нужно было помочь ему выбрать поудобней места для удара.

6

Соколич выехал из села в полночь, когда гитлеровцы побаивались показываться на дорогах. Тихон Заруба вызвался быть проводником и ехал вместе с Василием Ивановичем. Ночь выдалась тихая, лунная. Вскоре выехали на старую греблю, петлявшую между болот и низкорослого сосняка. Машины тарахтели на выбоинах, двигались медленно. Соколич наметил с Тихоном Зарубой место, где решил обосноваться на какое-то время.

Километрах в семи-восьми от села к гребле подходил «зимник» — дорога, по которой возили зимой сено с болот. Теперь она была совсем незаметной под буйными травами и лозовыми кустами, скрывавшими от людского глаза истлевшие жерди, настланные кое-где на самых топких местах. Скоро машины остановились,— ехать дальше не было никакой возможности. Из них выгрузили все имущество, оружие, продукты. Шоферы вместе с Тихоном Зарубой повели машины обратно, на греблю, и, проехав несколько километров, загнали их в густой лес, спрятали в самой непролазной чаще молодого сосняка.

Затем Соколич и его спутники перенесли свои припасы еще километра за два от места остановки, на сухие лесные островки, разбросанные на болоте. Осторожно пробирались по кладкам среди зарослей ольшаника, камыша, осоки, перескакивали с кочки на кочку. Все кругом было застлано густым ночным туманом. Лунный свет придавал всему таинственный, сказочный вид. Порой из-под самых ног взлетала и слепо бросалась в сторону какая-нибудь птичка, непривычная к ночному полету. Спугнули диких кабанов.

Место стоянки выбрали неплохое. И если бы не болото кругом, его можно было бы назвать чудесным. Но когда же наши боялись болот?

Светало. Утомленные долгой дорогой, множеством впечатлений, переживаний, постоянным ожиданием опасности, как только добрались до сухой земли, прилегли, чтобы дать отдых натруженным ногам, и сразу же заснули. Соколич никому не мешал, пусть выспятся. Он только выставил часового, и тот ходил краем леса, прислушивался к шелесту деревьев, к клекоту аистов, свивших свое гнездо на высоченном дубе. В этом гнезде, видно, нашли приют и разные мелкие пташки. Их неугомонное щебетанье как бы приветствовало восход солнца. К птичьему пению присоединялось безладное, неистовое кваканье лягушек. Казалось, каждая из этих болотных обитательниц старалась перекричать других, выделиться своим, только ей присущим голосом. Да еще висел над землей бесконечный комариный звон, будто натянули над болотом тысячи невидимых тоненьких струн, и они гудели, звенели, даже воздух дрожал от звона.

Но после всех пережитых дней, с грохотом артиллерии, с завыванием и свистом бомб, Соколич чувствовал себя так, словно он попал вдруг в царство необычайной тишины и покоя.

Он разложил небольшой костер и, грея застывшие ноги, отдался своим мыслям. Они приходили чередой, то грустные, серые, то светлые, радостные, призывные. Вспоминалось детство, батрачество, горькие попреки куском хлеба и стоптанным лаптем. Первые заработки поденщика на железной дороге. Комсомол. Первая серьезная ответственность, когда стал стрелочником, потом сцепщиком. Очень неспокойный характер. «Жесткий и колючий, как еж»,— говорило о нем железнодорожное начальство, очень не любившее, что «какой-то сцепщик» вмешивается «не в свои дела». Потом работа бригадиром грузчиков на товарной станции. Разоблачение крупных махинаций с нэпманами, блатных перевозок, взяток продуктами и товарами. Показательные суды, высылка и начальства и нэпманов. Соколич переходит слесарем в депо. Неплохой вышел слесарь, неплохой был секретарь цеховой ячейки. Учеба в партийной школе. Трудная учеба. После сельской начальной школы все давалось с боя, ценой напряженных атак и усилий, аж до пота на лбу. И то, что давалось, оставалось зато навсегда.

Соколич работал секретарем партийного комитета узла, когда подошли тридцатые годы. Его послали инструктором в сельский райком,— он хорошо знал деревню. Вскоре выбрали секретарем райкома партии. Он долго отказывался: «Не вытяну, район серьезный, не хватит знаний, опыта».—«Партия знает, что вытянешь, обязан вытянуть, таков приказ партии».— «Раз нужно партии, то готов». И вытягивал.