Незалеченные раны. Как травмированные люди становятся теми, кто причиняет боль

Мы поговорили о ее отстраненной сдержанной матери, которая всегда была занята своими делами. В раннем детстве Анну часто оставляли одну, хотя она умоляла, чтобы ее любили и замечали. Она рассказала мне о своем злом отце и приступах ярости, в которые он впадал. Он кричал на Анну, называл ее отвратительной и говорил, что никто никогда ее не полюбит. Она призналась, что до сих пор слышит его голос и приходит в ужас каждый раз, когда партнер отстраняется от нее или отталкивает ее. Анна сказала, что она не может выбросить голос отца из своего внутреннего мира. Он замолкал, когда все было спокойно, но снова появлялся, как только Анне причинял боль партнер или близкий друг. Маленькое пристыженное «я», которое когда‑то было столь ненавидимым, поднимало голову. Анна предпочитала находиться в изоляции и часто воздерживалась от контактов с другими людьми, чтобы не быть отвергнутой, но из‑за этого чувствовала болезненное одиночество.

Мир травмированного человека может характеризоваться путаницей и фрагментацией.

Это связано с набором глубинных защитных механизмов, которые должны стать щитом от осознания травмы и причиненного ею вреда. Но защитные механизмы отгораживают человека не только от травмы, но и от положительного опыта – мы не можем построить стену, чтобы защититься от солнца, одновременно не лишив себя естественного света и красивого вида. Анна знала об этом: она ненавидела чувствовать себя уязвимой и изо всех сил старалась держать людей на расстоянии вытянутой руки, предпочитая поверхностные отношения. Хотя в некоторых случаях это защищало ее от того, чтобы быть отвергнутой, она не получала достаточно социальной поддержки и часто чувствовала себя изолированной. Анна стыдилась этого и только делала громче интернализированный осуждающий голос своего отца. Когда она все же вступала в отношения, ей было трудно сближаться с людьми. Она очень хотела этого, но все же предпочитала держать их на расстоянии и совершала поступки, которые были чуть ли не самосаботажем. По ее словам, внутри нее была дыра, и никакие действия ее партнеров не могли ее заполнить.

«Мне всегда нравилось уходить первой, – однажды сказала она. – В таком случае мне хотя бы не нужно ждать, когда уйдут они».

Эта динамика сближения и отталкивания присутствовала и в нашей совместной работе. Находясь в моем кабинете, Анна сначала сближалась со мной, а затем либо снова возводила стены вокруг себя, либо резко завершала сеанс. Через некоторое время она просто исчезла после сеанса, не оплатив внушительный долг. Она игнорировала мои попытки связаться с ней, чтобы убедить ее заплатить и вернуться на психотерапию.

Это было похоже на самосаботаж, который присутствовал в других ее отношениях.

Мир травмированного человека характеризуется не только защитными механизмами, но и всевозможными социокультурными трудностями, такими как болезненные модели мышления, слишком сильные чувства, всепоглощающая злость и ряд компенсаторных механизмов, которые помогают управлять этими неприятными чувствами или притуплять их. Эти компенсаторные механизмы могут быть саморазрушительными, например намеренное причинение самоповреждений или употребление алкоголя/наркотиков. Некоторые жертвы предпочитают полностью блокировать эмоции, и иногда они успешно делают это годами, используя различные диссоциативные механизмы. Однако человеку сложно функционировать в мире с его стрессорами, не управляя своими эмоциями, и травмированные люди, прибегающие к защитному блокированию эмоций, часто замечают, что они просто соматизируют эмоции или что блокирование, обычно спровоцированное стрессом, приводит к катастрофическим последствиям. Некоторые люди практически не обладают эмоциональным контролем и срываются на окружающих каждый раз при возникновении сильных эмоций. Они чувствуют себя беспомощными, когда их переполняют сложные чувства. Люди могут наказывать себя за несоответствие строгим стандартам, которые они сами установили, и корить окружающих за те же грехи.

Мир травмированного человека характеризуется глубинным чувством стыда и собственной дефективности, а также либо чрезмерной компенсацией всего этого, либо, как ни странно, полной беспомощностью и принятием собственной неполноценности. Очень распространены дезорганизация образа жизни и проблемы со здоровьем, в их основе лежат многочисленные сложные биологические механизмы, искажения мышления, выученное поведение (например, погружение в работу и полное игнорирование физической потребности в отдыхе и упражнениях) и сложные модели поведения. Вообще, мир травмированного человека часто кажется ошеломляющим. В нем практически отсутствуют определенность и структурированность. Люди кажутся опасными, а отношения – слишком сложными. Что самое важное, многие жертвы не доверяют никому, а меньше всего – самим себе.

Травмированный разум: травма меняет наше мышление