Нежить

Ужасней нет стареть на дне,

Ненужной всем. Ты это знаешь?!

– Недолго ждать – я поспешу!

Мне редко прежде так везло –

Одним я махом разрешу

Задачи две, – сказал он зло.

– Ведь смерть возьмет за вас двоих

Одну лишь плату, а забудет –

Напомню о правах своих.

А там что будет, то и будет!

– Однажды ведьма мне гадала -

Им прорицать одним дано, -

И знаешь, что она сказала?

Всем умереть нам суждено!

– Молчи, – взъярился старый вор, -

И без тебя озноб по коже!

– Сперва затеял разговор,

И трусишь сам теперь, похоже?

Будь дольше чуть еще их путь,

Обиды вор не снес бы злейшей –

Свою от всех скрывая суть,

Был Прошка трус наипервейший.

Для нежити порок изрядный.

Ведь в этом племени любой,

Пусть даже самый заурядный,

Спроси его – храбрец, герой.

Умело Прошка прятал страх

За внешней грубостью своей.

Порой на первых он порах

Казался прочих леших злей.

Но чуть отпор встречал он, сразу

Терял и мужество, и стать.

Зато и не был бит ни разу,

Что мог он в споре уступать.

– Твоя беда, что ты упряма.

Не догорит еще заря, -

Он, не стерпев, сказал ей прямо, -

И ты умрешь совсем зазря.

– Зазря я век свой коротала

И Никодима зря любила,

Но я жила, не умирала –

Ведь даже смерть меня забыла.

Тебе я буду благодарна, -

Русалка молвила со стоном, -

Вдруг жизнь моя, что здесь бездарна,

Иною будет в мире оном?

– Иной не будет, я ручаюсь, -

Злорадно старый вор сказал.

И, убедить ее отчаясь,

Во все лопатки побежал.

Он не смотрел по сторонам

И не заметил полевого,

А Никодим спешил и сам,

И думал лишь про водяного.

И разминулись два врага –

Судьба на сей раз развела.

Один прошел по дну оврага,

Где волчья ягода цвела;

Другой меж сосен по ручью,

Туда, где бучило шумело:

То ль жизнь оплакивало чью,

То ль водяному славу пело.

Вокруг рос буйно водопьян.

И каждый, кто сорвет его,

Вдруг становился будто пьян

И не страшился ничего.

Он реку вплавь одолевал

И топи вброд переходил.

Но цели редко достигал,

А чаще смерть он находил.

Ведь в водах дед Водяник жил.

К апрелю силу обретал

И до зимы людей топил,

Но никогда не лютовал.

Дед справедливо рассуждал,

Что ни к чему худая слава,

На гибель редко осуждал

И только тех, кто плохо плавал.

Порой и опытный пловец,

Забыв задобрить водяного,

Был в мире этом не жилец,

В нем пробуждая духа злого.

Средь нежити считался дед

Ревнителем старинной веры.

Водяник многих спас от бед –

Судил всегда он с чувством меры.

Он лишь однажды не стерпел

И волю ненависти дал:

Ведун жить с ведьмой захотел

И на законы клеветал.

Приговорил Водяник их

К разлуке вечной в наказанье.

И, жертва помыслов своих,

Ведун отправился в изгнанье.

Был суд предвзят и слишком строг,

Шепталась нежить меж собою.

Но водяной смирить всех смог,

Тряхнув зеленой бородою.

Он ересь так искоренял.

И, в страхе свой держа народ,

Сомнение в вину вменял,

Считая – Сатана грядет!

Был Никодим один из тех,

Кто уж давно не верил в это,

Предпочитая мир утех

Святой борьбе меж тьмой и светом.

Но водяной в нем вызывал

И восхищение, и робость,

Когда к гордыне он взывал,

С небес звездой упавшей в пропасть.

О славном прошлом Никодим

Веками слушать мог, казалось.

Но был Водяник нелюдим,

Беседа редко удавалась…

Дойдя до вод, поросших ряской,

Где водяной любил поспать,

Он не рискнул по тропке вязкой

Шагать и вздумал покричать:

– Эй, дед Водяник, просыпайся,

Идут охотники к тебе.

Да поживее, не копайся,

Не то русалкам быть в беде!

– Что раскричался, как петух, -

Вдруг раздалось из-под коряги, -

И мой с утра терзаешь слух?

Пусть леший их сведет в овраги!

– Туда нельзя, там зайцы спят, -

Не согласился Никодим. –

В лесу их нынче, как опят,

За всеми мы не уследим.

Ведь перебьют людишки их,

Из шкурок шапок понашьют.

Что утопить тебе троих?!

Болотной пусть воды попьют!

Кряхтя, поднялся водяной

Со дна, где мирно возлежал

И наслаждался тишиной –

Ее Водяник обожал.

– А мне какой в том интерес? -

Он буркнул, оседлав корягу. –

Где бучило и где тот лес?!

Пойду-ка снова я прилягу.

Но уходить он не спешил,

И взгляд уже сверкал огнем.

Дух зла в Водянике ожил –

Неистребим он в водяном.

– А я-то думал, ты герой,

И почитал своим кумиром, -

Воскликнул гневно полевой. –

А ты торгуешь нашим миром!

Он чуть не плакал от обиды,

Но чувства волей обуздал.

А дед Водяник даже вида,

Что гнев заметил, не подал.

– Малек ты супротив меня, -

Сказал он только, – а коришь.

Хотел бы я дожить до дня,

Когда в аду за то сгоришь!

И не пытался скрыть насмешки

В своем спокойствии дед мнимом –

Он зло творил всегда без спешки, -

А сам следил за Никодимом.

– И даже в Судный день спрошу:

И как земля такого носит?

И Сатану я попрошу –

За этот день с тебя пусть спросит.

Закон святой был наших предков –

Жить нежити семьей одной,

И потому они так редко

Терпели беды, водяной!

Еще бы много Никодим

Обрушил слов на водяного,

Но тот вдруг сжалился над ним –

Слеза прошибла духа злого.

– Я кануть в тьму могу спокойно, -

Вскричал тот, слезы утерев. –

Потомки наши нас достойны.

Отныне буду жить, прозрев!

Я сомневался и страдал:

Казалось мне, век недалек,

Когда бы нежить Бог призвал

И за собою всех увлек.

Но не бывать такому сроду,

Верны мы будем Сатане.

И возродиться снова роду

В грядущей, верю я, войне!

Водяник смолк. Притих и полевой,

Встревоженный подобными речами.

Испытывал он ужас пред войной