Нежить

Как в сердце ведьмы первой в оно время.

Марина ведьмою по матери была,

Но долго, сирота, о том не знала,

И в мире человеческом жила

Чужая всем, и оттого страдала.

Косящий глаз и вздорный буйный нрав

Отпугивали сверстников ее.

Презренье к ним, как щит, себе избрав,

Делила с книгой одиночество свое.

Но книга книге рознь. Ее влекли

О тайнах черной магии издания.

Как плиты гробовые, те легли

В душе ее основой мироздания.

Ей мрачный мир отца иным предстал,

Пленило многое, что прежде в нем пугало.

Ведь кровь есть кровь. И час ее настал –

Себя Марина ведьмою признала.

Пока отец был слеп, она прозрела

И то, что он скрывал, сама узнала.

И если раньше спрашивать не смела,

Теперь, владея знанием, молчала.

Природа – сердце, голова – учение.

Марина то и это превзошла.

На все она свое имела мнение

И прочих ведьм опаснее была.

Обогатив учением природу,

В теорию вдохнув сердечный пыл,

Она свою улучшила породу.

Но водяной сильнее все же был.

Он силу брал в неутолимой злобе,

Которую с седых времен питал

К жене Адама и ее утробе,

Откуда род людской начало брал.

Был дед Водяник злее всех нечистых,

И нежить не могла сравниться с ним.

Средь них немного помыслами чистых –

Дух водяного каждому был зрим.

Лелея месть, Марина понимала,

Что вызови его на смертный бой –

И приговор себе бы подписала.

Не ведал жалости могучий водяной.

За ним стояли мир его и тьма,

И ей победа вряд ли суждена:

Пусть ведьма и коварна, и умна,

Но одинока – тем обречена.

Все изменилось разом, в одночасье:

Сначала Афанасий к ним забрел

И, вызвав у отца ее участье,

Его доверие и зелье приобрел.

Марина и мечтать о том не смела.

Отравленный напиток духу злому

Она бы и сама сварить сумела,

Но как войти в доверье к водяному?!

Сомнения все леший разрешил.

Был дед Водяник дружен с полевым,

И Афанасий к другу поспешил,

Готовый к испытаниям любым.

Марина с ним обратный путь прошла,

И близость лешего ей голову кружила.

Но ненависть из сердца проросла,

И зелье ведьма все же подменила.

Был дед Водяник обречен жестокой девой.

Что он умрет, дала себе зарок.

Расплачивалась, мнила, той же мерой.

Он должен был отпить всего глоток…

Но леший не привычен убивать

И слишком мягкотел, она решила.

Марина не желала рисковать –

Коварный ум любовь не ослепила.

Но Прошка и Галина – то, что надо,

И ведьма вдруг поверила сама,

Что ждут ее удача и награда,

Коль ей подручных посылает тьма.

Русалка с водяным ее сведет,

А леший пригодится тем, что силой

Он зелье водяному в рот вольет,

И с жизнью будет кончено постылой!

Кто одержим – не видит тот помех

Своим мечтам, наивным и безумным.

Не в силах удержать счастливый смех,

Сочла Марина этот план разумным.

Ей счастье грезилось: лишь руку протяни,

Возьми его, согрей своим дыханием –

И расцветет оно, собой украсив дни,

Наполнив жизнь ее благоуханием.

Что в прошлом было? Беспросветный мрак,

И одиночество, и слезы, и печаль.

Саму себя терзала, словно враг,

Которому народ чужой не жаль.

Там тьма, там свет. Она сейчас меж них

И в полумраке ждет, едва дыша;

В ней голос крови непривычно тих –

Свой выбор делает заблудшая душа.

Был миг один – могла она вернуться:

Марина вздрогнула при мысли об отце…

Но снова ум помог ей извернуться,

И бледность пламенем сменилась на лице.

– Все решено, – она себе сказала, -

И если не теперь, то никогда!

Прости, отец, что я тебе солгала,

Но трусом был и будешь ты всегда.

Мигнула ведьма Прошке и Марине,

И глаз прищуренный ее сверкнул огнем:

– Утопим старика в болотной тине,

И позабудет этот мир о нем!

Едва его недремлющее око

Закроется – уйдет из жизни страх.

Законы ветхие, которые жестоко

Он насаждал, рассыпятся во прах.

И каждый, как захочет, будет жить,

И сам решать, кого ему любить,

И возродится в жизни новой нежить,

Презрев запрет Творца детей плодить.

Тиран умрет – вернется в мир свобода.

Пьянит как воля – знаете о том?!

Печать проклятья мы сорвем с народа,

И светом озарим печальный дом.

Марина бредила как будто, и слова,

Спеша за мыслью, с губ ее слетали.

И кругом шла у ведьмы голова –

Свои мечты ее же увлекали.

Она не видела, как равнодушен взгляд,

Которым старый вор смотрел покорно,

Кивая ей на все слова подряд,

И как русалка хмурится упорно.

В том дух нельзя зажечь, в ком нет души

И жизни смысл давно уже потерян.

Остывший пепел как ни вороши –

Не вспыхнет вновь, в грядущем изуверен.

Но бред ее недолго, впрочем, длился, -

Безумие на время лишь нашло, -

И в душу темную вновь демон поселился,

Напомнив ей, что солнце уж взошло.

– Довольно слов, – Марина крикнула. – За дело!

Эй, как тебя, русалка, веришь снам?

Пусть отдохнет твое немного тело,

А дух постранствует и все расскажет нам.

В глаза Галины ведьма посмотрела –

И помутнел русалки бедной взор.

Она, как неживая, вдруг осела,

Залепетав бессвязно всякий вздор.

То хлынет изо рта потоком пена,

То дрожь пронзит от пят до головы,

То с голосом случится перемена,

И он напомнит хриплый крик совы.

А то вдруг замолчит и омертвеет,

Порою даже сердце не стучит,

И холодом могильным будто веет…

Но вновь конвульсии, и голос вновь звучит.

– Я в небе, над землей, парю как птица, -

Покинув тело, дух ее вещал. –

Сегодня мне впервые сладко спится.

Так вот что Сатана нам обещал!

А я не верила и думала, что тьма