Нежный плен

Но Годива ошиблась. В скважине раздался звук проворачиваемого ключа. Секунда, показавшаяся часом, и дверь открылась, впуская хозяина замка. Белокурая красавица едва не выронила гребень из пальцев. Застыв на месте, девушка смотрела на мужа, задаваясь одним вопросом – зачем он здесь?

В просторной рубахе, с задумчивым выражением на смуглом лице, Леонардо, не церемонясь, запер за собой дверь и, подойдя к Годиве, произнес:

- Раздевайся.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

 - Зачем? – скрестив руки на груди, спросила Годива. Она, нужно было отдать ей должное, сумела совладать с нахлынувшим волнением и подавила в себе первое желание – броситься мужу на шею.

Леонардо, устало вздохнув, раздраженно добавил:

- Не тяни время, просто выполни мою просьбу.

- Это не просьба, а приказ, - с легким укором в голосе, заметила Годива.

Мужчина тот час нахмурился. Вид его и без того был не самый добрый,  теперь же Леонардо был похож на мрачное, бессердечное существо. Знал ли он, какой давящий силой обладает его взгляд и выражение лица?

- Это не имеет значения, сделай то, что я сказал, - холодным тоном произнес Леонардо. Он стоял в шаге от Годивы и, сам того  еще не отслеживая, любовался ей. Это прекрасное лицо, нежный, чувственный профиль, белоснежная шея, к которой так хотелось приникнуть губами…  Прошло так мало времени, а воин ощущал все нарастающее притяжение к собственной жене. Немалых усилий стоило мужчине, чтобы не дотронуться до неё. Леонардо даже сжал кулаки,  удерживая свои руки, словно не доверяя им.

- Как прикажешь, - вздохнула Годива, развязывая на груди ленты. Еще один тихий вздох – и на пол нежным облаком упала ночная рубашка девушки. Прекрасная саксонка, чуть вздернув подбородок, обратилась к мужу:

- Твой приказ выполнен.

Леонардо, поморщившись от её слов, устремил взгляд вперед – часть занавесей была сдвинута с окна, и воин, ощущая подкатывающую ревность, резко задернул их до конца. А потом, наконец, мужчина посмотрел на свою жену. Белокурые волосы, словно покрывало, доходили красавице до середины бедер, частично прикрывая её наготу. Взор нормандского льва начал бесстыдное путешествие по телу девушки. Кожа Годивы от пристального внимания мужа стала медленно розоветь. А Леонардо, испытывая муки, продолжал разглядывать совершенное творение Бога, что стояло в шаге от него.

Он и забыл, как она прекрасна.

Руки воина предательски задрожали, совсем как у мальчишки, в его первый раз, когда он аккуратно убрал волосы Годивы в сторону. Задрожала и сама красавица, стоило только мужской ладони случайно коснуться её груди. Заметив это, Леонардо резко одернул руку в сторону. Это действие прибавило боли для Годивы. Она, посмотрев на мужа, вопросила:

- Что ты ищешь на мне? Что ты хочешь разглядеть?

- Синяки, ушибы, все то, что укажет мне на твою невиновность, - Леонардо заметил, как покраснели щеки жены – будто маки распустились на её лице.

- Ах, вот оно что, - горько сказала Годива, - ты можешь не тратить время зря, Леонардо.

- Почему ты так говоришь?

- Потому что ты уже сделал свой выбор. Ты не спросил меня. Ты заведомо счел меня виновной, - дрожащим от боли голосом ответила белокурая красавица.

- Не каждый день моя жена сбегает, не каждый день я застаю её в объятиях прежде верного мне воина, да еще целующейся с ним! – каждое слово Леонардо будто выплевывал. Лицо мужчины потемнело, на скулах заиграли желваки.

- Все было не так, как ты думаешь! – вскрикнула Годива, а затем, испугавшись, обняла себя за плечи. Тело её стало трясти от волнения, по светлой коже побежали мурашки.

- Тогда расскажи мне, - Леонардо схватил жену за талию, - расскажи мне, как было! Расскажи, и я – быть может, поверю тебе!

От его близости у Годивы закружилась голова. Пальцы мужчины, хоть и не делали ей больно, однако прожигали нежную кожу. Захотелось вырваться из мужских рук, захотелось прижаться к любимому… Но его слова были слишком жестоки для девушки.

- Рассказать? – лицо Годивы исказилось от боли. – Чтобы я не сказала – ты не поверишь. Скажи я, что виновна или же, что на мне нет вины, ты уже сделал выбор, Леонардо. Ты осматриваешь меня, как преступницу, и, одновременно, как прокаженную, словно боясь испачкаться, заразиться.

Речь Годивы оборвалась – девушке, вдруг, стало слишком мало воздуха. Она, несколько раз втянув его, наконец, продолжила:

- Ты бросаешь мне такие слова – «быть может, я тебе поверю». Быть может? Быть может?

Девушка отрицательно мотнула головой.

- Ты уже не поверил мне. Ты считаешь меня предательницей, изменницей, неверной женой. Значит, это так, и никто не сможет тебя переубедить. А теперь, будь добр, оставь меня, - Годива сокрушенно улыбнулась, - или накажи.

Она, еще крепче сжав собственные плечи, устало прикрыла глаза. Предательские слезы, так не вовремя, побежали по её щекам. Не сдержалась! А ведь хотела быть стойкой.