Незначительное (ЛП)

  Полицейские стучали в новые двери, задавали те же вопросы, записывали ответы. Сверхурочные — это хорошо, особенно что-то вроде этого, пропавший мальчишка, но ничего не выиграешь, болтаясь без дела, не имея шанса выпить пинту-другую перед закрытием.

  Голос Пателя был невнятным, связь была плохой, но суть того, что он сказал Резнику, была ясна. Насколько известно всем соседям, Диана проводила выходные в Йоркшире, хотя вопрос о том, где именно, был более спорным. Было два голоса за Хебден Бридж, одно за Хаддерсфилд, одно за Хептонстолл и довольно нерешительное предложение Галифакса. По крайней мере, H был последовательным. Диана сказала что-то женщине через два дома, возможно, ближайшей к подруге на улице, что она встречалась с кем-то в течение этих выходных.

  — Остаться с ним?

  — О, я не знаю, утка. Она не предложила, и я говорю, что не мое дело спрашивать, но вы знаете, что они говорят, природа будет по-своему».

  «Вы никогда не видели этого человека? Он не пришел сюда, чтобы увидеть ее?

  — Насколько я знаю, нет.

  «А его имя? Она не назвала его имени?

  — Нет, милый, прости.

  — Иди домой, — сказал Резник. — Поспи несколько часов. Вернись туда первым делом. Если она не появится, мы позвоним в Йоркшир, посмотрим, сможем ли мы ее разыскать.

  Патель исчез под потрескиванием статики, и Резник отправился на поиски дорожной карты, атласа. Когда он был сержантом, а Скелтон — инспектором, он позволил уговорить себя на пару дней прогуляться по Пеннинскому пути. Если не считать волдырей, он, кажется, помнил, что Хебден-Бридж и Хептонстолл находились близко друг к другу. Разве один не был внизу в долине, а другой на холме? Если ему придется подняться туда снова, он позаботится, чтобы это было на машине, а не в куртке или рюкзаке.

  Криминальный репортер из городской газеты постучал в дверь Моррисонов чуть раньше десяти часов. Порядочный человек с мрачным выражением лица и в коричневом костюме, ему не потребовалось много времени, чтобы убедить Майкла, что освещение исчезновения Эмили в его газете принесет только пользу.

  Он сидел и пил чай, издавал грубые сочувственные звуки, делал записи. Лоррейн — «с красными глазами и убитая горем» — говорила очень мало, но Майкл — «явно огорченный, но полный надежд» — охотно говорил о своей прекрасной дочери, пока он показывал репортеру фотографии из семейного альбома — «счастливая ребенок с красивыми рыжими волосами».

  Убедившись, что он получил разрешение вернуться на следующее утро с фотографом, репортер поспешил подготовить свою историю для первого выпуска. По дороге он использовал автомобильный телефон, чтобы связаться с коллегой из отдела новостей местного радио, услуга вернулась, как деньги в банке.

  Так случилось, что первая передача об исчезновении Эмили Моррисон вышла на второе место в одиннадцатичасовых новостях, зажатая между слухами о снижении банковской процентной ставки на полпроцента и чуть ли не со смертельным исходом на местном поле для гольфа во время грозы.

  Резник услышал, как предмет едет домой, и задался вопросом, были ли Моррисоны каким-либо образом готовы к тому вниманию средств массовой информации, которое неизбежно привлечет исчезновение их дочери. Тем более, что совсем недавно было найдено тело другой девушки того же возраста. Еще одна девушка, которая жила в той же части города, их дома были менее чем в миле друг от друга.

  19

  Резник проснулся от птичьего пения снаружи. Вот только это были не птицы. Скопления нот, серые, как воробьи при первом свете: мягкая настойчивость звука. Слабый всплеск крыльев на мелководье, пыльные удары тарелок. Фрагментарный. Минорные аккорды под углом к ​​ночи.

  Он сидел на краю кровати, прислушиваясь, удивляясь нерегулярному ритму сердца. Кто-то нападает на Глорию Саммерс с силой, достаточной, чтобы расколоть ей кость.

  Там была птица: скелет, который он нашел в доме; белые и гладкие, идеально сложенные и идеально сочетающиеся друг с другом, полупрозрачные кости, превратившиеся в пыль в его руках.

  Я не понимаю, как кто-то в здравом уме…

  Резник знал человека, который в один-единственный нехарактерный момент ударил своей матери молотом между глаз. Теперь, после девяти лет заключения, он явился к своему надзирателю, сменил цветы на могиле матери, прожил плодотворную, безупречную жизнь. Он знал еще одного, кто убил человека сломанным концом бутылки в драке в пабе, ссоре из ничего, которая закончилась звездным взрывом артериальной крови. На третий день условно-досрочного освобождения он поссорился с таксистом из-за двухфунтовой платы за проезд и забил его до смерти.

  … как кто…

  Резник стоял у окна и смотрел наружу, а все остальные окна, которые он мог видеть, были зашторены и темны. В жизни большинства людей было место, где они были способны на все зло.

  Я желал тебе смерти. Чарли, тебя это шокирует?

  Где бы сейчас ни была Элейн, он надеялся, что она спит, а не бодрствует, как он, висит на грани чего-то, что он не мог ни игнорировать, ни до конца понять: чего-то, что, даже когда он закрыл глаза и уши, все еще диссонансно отзывалось в его сознании.

  «Офф минор».