Незримые тени

Там был его ребенок. Крошечная девчонка, скрестившая ручки и ножки в материнской утробе, замершая в ожидании волшебного мига рождения. Что-то перехватило его горло, и он вздохнул как можно глубже, чтобы унять волнение. Марина подняла на него удивленные глаза.

– Все хорошо, – шепнул ей муж. И, чтобы порадовать ее, добавил. – Этому ужину позавидовал бы любой король.

Она так и зарделась, уткнувшись в его плечо. Танец закончился, и Марина нехотя выскользнула из его рук.

– Пригласи и Софию тоже, – бросила жена ему, перед тем как отойти в сторону. Она дала понять, что знает, как ему дорога сестра.

Однако прежде чем Деметрий подошел к Софии, где-то послышались шаги и прозвучал мужской голос.

– Антоний с Эриком приехали, – объявила она, улыбаясь как можно шире. Эта улыбка бросилась всем в глаза, кто в этот момент посмотрел на Софию. Всем без исключения она показалась надуманной и такой вымученной, что многим сделалось неловко.

Мысли о празднике тут же померкли. Хотелось занять какое-нибудь место в гостиной, чтобы не видеть, как станут общаться люди, которые прежде обожали друг друга, а теперь вынуждены делать вид, будто ничего страшного не произошло.

Вместе с Антонием в гостиную ворвался какой-то холодок не только потому, что он пришел с мороза. Однако законы гостеприимства были непреложны, и Деметрий, пожав ему руку, налил бокал мадеры, который тот выпил залпом. Эрик с визгом бросился к матери, чтобы крепко обхватить ее шею своими ручонками.

– Простите, что задержались, – сказал Антоний, не сводя глаз с Софии. Ему не хотелось признавать, но выглядела, будь она неладна, великолепно. Мужчина поспешно отвернулся, хотя его так и тянуло смотреть на струящийся голубой шелк на ее груди и бедрах.

Она, конечно, заметила, как все в нем откликнулось на ее красоту, и теперь, несомненно, наслаждалась своим небольшим триумфом. Раздражение против жены снова зашевелилось в нем.

Никогда! Никогда ему не стоит забывать, что скрывается за этой показной смиренностью. Вот сейчас она снова глядит на него с вызовом. Антоний со свистом втянул воздух в грудь. Хорошо, что гостей много и можно говорить по очереди со всеми.

Хотя все уже заметили, что между супругами вновь возникло напряжение и старались отвлечь внимание на себя.

Разговоры велись о собранных урожаях, лошадях, грядущих планах, о том, как можно провести остаток зимы. Граммофон продолжал играть то веселую, то грустную, то быструю, то медленную музыку.

София оживленно болтала обо всем на свете, переключаясь с одной темы на другую. Ее смех раздавался чаще, чем других, будто собиралась выиграть приз за самое веселое поведение среди присутствующих. Ее бокал то и дело наполнялся вином, которое она пила, словно воду. София давно бы уже опьянела, но то ли вино было довольно слабое, либо молодая женщина не была подвержена зелью Диониса, но только речь ее звучала четко и понятно.

Танцы продолжились и после десерта, когда вынесли торт, над которым колдовала Марина весь день, начиная с раннего утра.

– Ну же, потанцуем? – спросила София у Антония, касаясь его краем шелкового платья. – Напоследок? Все-таки мы еще женаты. В честь нашей новой жизни и перемен к лучшему. Дети обрадуются.

Он открыл рот, чтобы спокойно и вежливо отказать ей, но тут заметил, что Эрик внимательно смотрит на них с выражением наивного ожидания чуда.

– Папа, – спросил сын у него сегодня, когда они покинули дом Ханны. – Мы теперь будем жить у нее?

Антоний не решился ответить ему правду.

– Не обязательно. Тебе понравилась Ханна, ведь так?

Эрик нахмурился.

– У нее нет игрушек, и она пахнет совсем не так, как мама.

– Ну, – Антоний выдавил из себя короткий смешок. – Игрушек мы накупим, а маму ты будешь видеть так часто, как захочешь.

Мальчик насупился.

– Я хочу жить только с мамой, с братом и сестрой. Папа, а ты останешься с нами?

Антоний снова замялся. Лгать своему сыну было очень трудно, не то, что его матери. Поэтому сейчас, когда взгляд Эрика становился обличающим, он не мог этого вынести.

– Хорошо, – процедил он. – Один танец.

Он боялся смотреть ей в лицо, чтобы не попасть под удар до боли знакомого взгляда – пронзающего и одновременно обволакивающего, от которого немел и будто падал камнем на дно глубокой реки. Но глянув на нее чуть искоса, понял, что София смотрит куда-то поверх его плеча. При этом она вновь казалась задумчивой, почти мечтающей, словно ее мысли носились где-то очень далеко.

Внезапно для себя самого Антоний прервал молчание.

– Эрик переживает. Наш сын очень любит тебя.

Ее лицо прояснилось, но взгляд так и остался устремленным вдаль.

– И я люблю моего мальчика. Это чудесный ребенок.

От ее тела шел опаляющий жар, что пьянил его когда-то. Держать руку на ее талии было невыносимо. Безумная мысль пронеслась у него в голове: можно ли порвать этот шелк одним быстрым движением? Антоний представил, как голубой шелк падает вниз и горкой ложится на ее ступни в изящных туфельках.

Он должен немедленно пресечь это наваждение.

– Ханна тоже так считает, – вырвалось у него. – Она любит детей. У нее хороший дом и большое сердце.