Ни слова больше!

«Ты значишь для меня гораздо больше, чем какая-то история, Трипп». После таких слов волей-неволей начнешь надеяться.

— Шарлотта проявилась, — докладываю.

Потрясающий заход, ничего не скажешь.

— Это хорошо, — говорит Бринн. Искренне, несмотря на довольно натянутые отношения с Шарлоттой в последнее время. — Надеюсь, она на тебя не в обиде за вчерашнее.

— Непохоже. Спрашивает про зимнюю дискотеку, — изящно поворачиваю разговор в нужное русло. — Ты идешь?

— Ох. — Лицо Бринн мрачнеет. — Я думала пойти с Надей и Мэйсоном, но сомневаюсь, что их это сильно обрадует. Они все еще дуются на меня из-за «Мотива».

— А ты проделай перед ними фокус с демонстративным увольнением. Такой широкий жест их сразит. — Она смеется, и я решаюсь: — Или давай пойдем вместе?

Чувствую легкий укол совести: Шарлотта так долго поддерживала меня, я вовсе не пытаюсь нарочно ей насолить. Только нечего диктовать, с кем мне дружить. Или встречаться.

Бринн на секунду переводит взгляд с дороги на меня:

— Ты приглашаешь?

— Ты вынуждаешь меня повторить приглашение?

— Нет, — быстро говорит она и убирает волосы за ухо. — Это ответ на последний вопрос. А на первый — «да». Пойдем вместе, если хочешь.

— Хочу! — с энтузиазмом выдаю я.

— Ладно, договорились. — Она мимолетно улыбается и съезжает с дороги. — Приехали.

Таверна «Бешеный пес» — приземистое серое здание с темно-красной дверью и вывеской с тем же собачьим оскалом, что и на медальоне. Парковка забита «Харлеями» — их раза в два больше, чем машин. Многовато посетителей для воскресного вечера.

— Похоже на бар для мотоциклистов, — тянет Бринн.

— Не то слово, — соглашаюсь. Хорошо, на мне зимняя куртка, а не пиджак Сент-Амброуза. Мы и так будем как белые вороны, если нас вообще впустят. — Ты точно хочешь войти?

— После двух часов дороги? Еще бы. — Бринн поворачивает ключ, и мы выходим из машины. — Как минимум в туалет зайду.

— На свой страх и риск, — говорю.

Из таверны выходят два типа и останавливаются перед дверью. На вид классические байкеры: коренастые, облаченные в кожу бородачи с впечатляющим маллетами. Нервы напрягаются — жалею, что рядом нет Шейна. Мы подходим, один из байкеров открывает дверь и отступает, приглашая внутрь.

— Мадам, — говорит он с наигранной любезностью, которая без сопроводительной дружеской улыбки сошла бы за издевку. — И ее верный спутник.

— Не спускай с нее глаз, — подмигивает мне второй.

Мы их явно забавляем, и, похоже, они считают, что нам лет по двенадцать.

— Неплохое начало, — шепчет Бринн, когда за нами захлопывается дверь.

Моргаю, стараясь свыкнуться с внезапно наступившей темнотой. Сквозь маленькие окошки проникает скудный свет, запыленные солнечные лучи утыкаются в деревянный пол. Часть таверны занимают столы для бильярда, они почти все заняты. Разделенный на кабинки зал заканчивается длинной стойкой, посередине которой выгравированы буквы: «Кусай первым».

— И не надейтесь, — завидя нас, предупреждает женщина за стойкой. Она полная, с проседью в темных волосах, облегающая футболка открывает нешуточную коллекцию татуировок. На правой руке витиеватым цветочным орнаментом выведено «Фиона». — Можете даже не вынимать удостоверения — выпивки вам не видать.

— А мы не за выпивкой, — говорит Бринн, приветливо улыбаясь. — Красивые у вас татуировки. Вы Фиона?

— Нет, Фиона — моя дочь, — отвечает женщина. — Меня зовут Роза, я хозяйка заведения. А вы кто?

— Я Бринн, это Трипп.

— Чем могу помочь, ребятки?

Бринн облокачивается на стойку:

— Мы надеялись расспросить о Декстере Роббинсе.

Брови Розы ползут вверх:

— Заведение ему больше не принадлежит, детка.

Мы переглядываемся, я пытаюсь не выдать своего шока. Бринн, конечно, доказала, что интуиция у нее отменная, и все же я считал эту поездку выстрелом наугад. Уж, во всяком случае, не думал, что сразу попадем в яблочко.

— А… ничего страшного, — немного растерявшись, говорит Бринн. — Мы, собственно, не его ищем…

Роза облокачивается на стойку:

— Тогда зачем пришли?

— Видите ли… — Бринн втягивает в себя воздух и собирается с силами. — Я прохожу стажировку в криминальном телешоу «Мотив». Мы расследуем обстоятельства смерти Уильяма Ларкина. — Сочиняет она, на мой взгляд, убедительно. Я, кстати, до сих пор без понятия, как она определяет, когда я вру.

— Уильям Ларкин? — пожимает плечами Роза. — Не знаю такого.

— Возможно, он сменил имя, — говорит Бринн и достает телефон. Успеваю мельком увидеть официальное фото из Сент-Амброуза. — Вот его фотография четырехлетней давности.

Роза, говорившая с нами с насмешливо-скучающим видом, внезапно застывает, делает большие глаза и напряженно всматривается в экран.

— Это что, шутка? — хмуро спрашивает она.

— Конечно, нет, — торопится заверить Бринн. — Такими вещами не шутят. Это фотография Уильяма Ларкина — бывшего учителя школы Сент-Амброуза в Стерджисе, Массачусетс. Недавно мы узнали, что раньше его фамилия была Роббинс…

До последних, нерешительно произнесенных слов моя «напарница» вполне создавала впечатление человека, который знает, о чем говорит.

— Билли… — медленно произносит Роза и еще больше мрачнеет. — Билли мертв?