Так вот, Железным Феликсом я пробыл недолго и довольно скоро переименовался в Альпиниста, чему была своя причина. Причина эта наследственная, мне она передалась от мамы, а мама заболела горами, заразившись от Адика Белопухова, о котором я уже писал. Адик же был настоящей легендой, заслуженным мастером спорта, покорителем пика Победы и вообще полубогом. Когда его заносили к нам в квартиру (когда я его увидел в первый раз, ходить он уже не мог и его поднимали по лестнице на руках) и он устраивался на своём стуле, подвигая ноги-плети руками, я открывал рот и больше не мог закрыть до его ухода. Ничего особенного он не изрекал, и даже, кажется, особо не предавался воспоминаниям о своих восхождениях. Разговоры велись в основном взрослые; меня он, кажется, даже и не замечал. Но я-то читал замечательный альманах «Покорённые вершины» за 1960, кажется, год, и я чуть не наизусть выучил рассказ о покорении Адиком пика Победы, и я-то знал, что передо мной сидит живая легенда и супергерой. Когда в восьмом классе я начал серьёзно готовиться к покорению своих собственных вершин, Адик стоял перед моими глазами, как незримый судья, и я равнял свои достижения на его возможную оценку. Я делал какие-то упражнения на кухне, пока мама готовила завтрак, и мама меня спрашивала – а зачем я по столько раз приседаю, пошёл бы поотжимался.
– Ну как же, мам, – говорил я, – вот приедет к нам Адик, я скажу ему, что собираюсь в альплагерь, и он спросит, сколько я раз приседаю подряд, и я скажу ему – сто!
– Угу, – говорила мама, не оборачиваясь от плиты, – и он спросит тебя – на одной ноге?
Шутки шутками, но с девятого класса я начал ходить в секцию альпинизма и скалолазания. Школьных секций не было, и я ходил в студенческую, не помню сейчас, при каком институте. Ребята там были, в моих глазах, взрослые, но ко мне относились дружелюбно, как к сыну полка, и не дразнились, даже когда я показывал самое худшее время в забеге. Мы вместе бегали кроссы, играли в футбол на снегу в Сокольниках при свете парковых фонарей, лазили по стенам разрушенных кирпичных домов и по руинам в Царицыно, занимались в спортзале на гимнастической стенке, в общем, готовились. После тренировок большие ребята отправлялись своей весёлой компанией в свою студенческую жизнь, а я, один, в свою – школьную. Но по весне тренер по имени Лёша сел писать всем рекомендации в альплагерь и по доброте душевной написал заодно и мне.
С этой рекомендацией я и пришёл в спортивное общество «Спартак» просить путёвку. Перед кабинетом я как мог расправил плечи, придал себе мужественное выражение лица и матросской походкой двинулся представляться. За столом сидел пожилой чиновник, наверное, из бывших спортсменов.
– Вам чего? – спросил он.
– Я за путёвкой в альплагерь пришёл, – отчеканил я, постаравшись придать этому такую интонацию, как будто вопрос был уже решённый.
Чиновник не удивился.
– А лет вам сколько, молодой человек?
– Шестнадцать! – отрапортовал я (мне только что исполнилось). – У меня и паспорт уже есть!
– Шестнадцать… а чего вас в горы-то несёт? Вам бы ещё формы поднабрать… шестнадцать… И он уставился в свои бумаги.
Ну, на вопрос, чего меня в горы несёт, у меня в голове уже был приготовлен в общих чертах ответ, и я ему вывалил всю эту кашу про Мориса Эрцога, Луи Ляшеналя, Михаила Хергиани, Адика Белопухова и маму-альпинистку. Чиновник приподнял голову от бумаг и опять посмотрел на меня. Взгляд его был усталый. Про героев пятидесятых ему, похоже, приходилось выслушивать сегодня уже не в первый раз, а вот про маму ему ещё, наверное, никто не говорил.
– Вы знаете, что путёвок ограниченное количество и у нас есть квоты?
Я, конечно, знал.
– Но мне очень, очень надо, я всю жизнь мечтал! И у меня рекомендация от секции есть, вот!
– А учитесь вы в школе как? – неожиданно спросил он.
– Очень хорошо учусь! – соврал я практически на автомате. Перед глазами проплыл Абрам Иосифович Зайчик и укоризненно покачал мне головой.
– Ладно… Ляшеналь… Смотри там, не отморозь себе чего, – сказал он, неожиданно перейдя на «ты», – тебе ещё жениться… и он подмигнул. Я совершенно бестактно подмигнул ему в ответ, но он этого, к счастью, не заметил. – В третью смену поедешь. В Домбай. – И он шлёпнул печатью.